На чистом уэйском, без намека на акцент.
– Факел-то отдал? – спросил мужик.
– Факел? – на лице Кадима разом паника и недоумение. – Нахрена ему мой факел?
Отер мертв?
Я стояла, смотрела на все это, пытаясь прийти в себя.
Вдруг поняла, что на улице совсем тихо. Там все замерло. Долго тихо… Потом звуки шагов, похрустывание снега под сапогами. Дверь дернули, но уже закрыто… и снова. Тогда постучали.
– Эй! – окликнул Отер. – Откройте, это я.
Он шагнул на порог в облаке белого пара.
Запах гари… нет… все тот же запах жженой травы. Тот же самый. Запах огня.
Отер стоял спокойно и прямо, держал ребенка на руках. Неподвижного, белого, с безвольно мотающейся головой. И не такого уж и маленького, кстати, лет восемь-десять, должен был понимать, чем такие игры ему грозят.
– Этот где? – спросил Отер сразу.
Этот – Кадим?
– Я здесь, – глухо отозвался тот. – Прости…
Отер скривился, потом кивнул, давая понять, что принял, но у него сейчас дела поважнее. Его глаза сияли синим, почти светились.
– Мальчик жив, но без сознания пока. Его нужно согреть. Где мать?
Люди смотрели на него молча, замерев, не веря глазам. Чуть расступились. Почти благоговейный ужас на их лицах.
– Где мать?! – рявкнул Отер.
Женщина шагнула вперед и тут же упала на колени.
– Господин!
– Теплой воды и одеяла! – потребовал Отер. – Вставай, быстро! Не сейчас.
Еще пару мгновений она стояла так, с ужасом, закаменев, не в силах справиться с собой, только слезы текли по лицу. Потом подхватилась, вскочила.
– Сюда, господин!
Отер понес за ней ребенка.
– Да кто ты такой?! – крикнули ему вслед. Зашептались.
– Огонь, – шепнула я Уиллу, который тихо подошел ко мне. – У него в крови огонь Севера.
Ой ты, вьюга, снег не крути, не крути.
Ой ты, милый, за порог не ходи, не ходи…
Народная песня
Я спала в кровати. И все равно хреново спала.
Вечером идти на конюшню по улице было страшновато, после того, что случилось. Даже с огнем. Поэтому я долго сидела в обеденном зале, почти до последнего. Делала вид, что пью и размышляю о своем. Да и спать не тянуло совсем, слишком много мыслей в голове.
Тихо подошел Кадим.
– Мильеди, – тихо сказал он. – Ви можьете взять нашью комнату сегодня. Нам дальи другой. Не надо на коньюшня.
Я подняла на него глаза.
– Кадим, к чему это? – спросила я. – Ты ведь отлично говоришь на уэйском.