Роман Тименчик
Об эмигрантских ложноименах
Исследование эмигрантской псевдономастики за последнее тридцатилетие прошло от первых робких (порой и неверных) догадок до создания ожидающего своей скорой презентации вполне солидного свода.
Когда это была совершеннейшая terra incognita, я, помнится, в 1975 г. терзал покойную Н. И. Столярову – не она ли подписалась «Н. Ст.» под рецензией на стихи Вадима Гарднера (биография которого меня интересовала) в «Последних новостях» в 1929 г. Она отрицала, но, как всякий так называемый «проницательный читатель», я сомневался в ее памяти. Потом только я узнал, что это криптоним М. Осоргина. В ту эпоху восторженного неведения могли случаться и более скандальные казусы вроде приписывания Марине Цветаевой псевдонима «Адриан Ламбле» (а это реальное лицо) в переводе «Цветов зла»[1]. Словечко «Ярхо», вылезшее на поля гектографированной диссертации Людмилы Фостер против имени «Б. де Люнель», мне долго казалось типографским браком[2] (а мне две подписанные де Люнелем пьесы с ветхозаветной травестией мнились в конце 1960-х гг. написанными пером М. А. Булгакова). Лишь потом я понял, что это механическая фиксация пометы руководителя диссертации Романа Якобсона на полях рукописи, что-то вроде подписи «Обмокни» из гоголевской «Тяжбы». Вероятно, именно Якобсон был в курсе передачи рукописей пьес Бориса Ярхо в эсеровский журнал «Воля России» во время пребывания автора в Праге в 1922 г.[3]. Тогда я ввел раскрытие псевдонима в статью о Борисе Исааковиче Ярхо в иерусалимской «Краткой еврейской энциклопедии».
Процесс дешифровки псевдонимов, как никакая другая историко-литературная рутина, чреват ошибочными реконструкциями. И не только потому, что зачастую укрыватель своего имени специально подбрасывает нам ложные улики (а в эмигрантской литературной жизни еще чаще в силу ее повышенной скрытности), но и в силу общей смысловой структуры псевдонима.
Ранний Виктор Виноградов в работе о поэтической символике приводил слова Оскара Уайльда из предисловия к «Портрету Дориана Грея»: «Кто раскрывает символ, идет на риск». Псевдоним и является символом, заменяющим своими изобретательными realiora скучные и случайные realia паспортного имени. И этот символ развертывается получателем, читателем в то, что поздний Виноградов называл «образ автора».