– Теперь все? – спросила я, поставив подпись под документом.
– Да, можете идти, – разрешил Максим Максимыч, аккуратно засовывая бумагу в файлик. Зинаида тоже взяла расписку, было видно, что ей хочется еще повыпендриваться, но Максимыч уже дал добро, и она воздержалась.
– Пойдем, – я взяла Сережу за руку.
Мальчик уже понял, что его не оставят с Зинаидой, и немного успокоился.
– Там мои работы, – сказал он.
– Что? – не поняла я.
– Работы мои, мы лепили… Вчера и сегодня.
В разговор вмешалась Зинаида, никак не желавшая смириться с тем, что ее партия закончилась. Невероятное приключение, самое яркое в ее жизни, подходило к концу, завтра начнутся монотонные будни с манной кашей, запахом кипяченого молока и сопливыми носами.
– Мы детей развиваем, – заметила она, обращаясь к Максим Максимычу, – работы наших ребят вот на том столике. Дощечки, на каждой написана фамилия и имя. Родители обычно забирают…
Она поджала губы и закончила:
– А Сережины работы уже два дня никто не забирал. Не до того ей было.
Я с трудом подавила вновь проснувшийся гнев, молча подошла к столику, нашла дощечку, на которой черным фломастером было написано «Сережа Федосеев». Интересно, как это забирают? Кладут в пакет или можно взять с собой дощечку? Мои сомнения разрешил автор пластилиновых скульптур.
– Дощечку можно взять с собой, но завтра надо принести.
– Хорошо, – я протянула ему дощечку, – сегодня заберем или завтра?
– Сегодня, завтра мы еще лепить будем, – коротко ответил Сережа.
Я попрощалась с Максим Максимычем, который обнадежил меня тем, что в ближайшие дни, скорее всего, прямо завтра, меня непременно вызовут для дополнительной беседы. Женщина Зинаида смотрела волком, в ответ я мило улыбнулась и приветливо помахала ей рукой. Она демонстративно отвернулась. Мальчик Сережа не выразил ни малейшего желания сказать кому-либо до свидания, а я не стала настаивать, памятуя, как в детстве меня сильно доставали правилами этикета, заставляя при встрече здороваться с многочисленными знакомыми и родственниками.
Я не здоровалась, меня наказывали, в отместку я еще больше не здоровалась. Из моего отказа здороваться многочисленные знакомые и родственники делали далеко идущие и крайне нелицеприятные для меня выводы. По их мнению, ребенок, которому не привили в детстве привычку здороваться, вырастет хамом и тунеядцем и, как следствие, обязательно закончит свою жизнь плохо. В тюрьме, например.