Было понятно, не появись Бертон в тот момент на тропинке, бандит не испугался бы и ничто бы не помешало ему до конца довести свое дело.
Но все, слава богу, так хорошо закончилось! Бертона благодарили, и Франсуа в том числе, что было для старика особенно трогательно.
Заслужил комплиментов от Рено и сам Франсуа:
– Отчаянный парень! Деревяшкой против отточенной стали отбился.
Сейчас барон уже никуда не торопился, наоборот тянул время с отъездом, давая баронессе успокоиться.
И стратегия удалась. Сначала она было засопротивлялась отъезду, но Рено и Франсуа тоже стали просить ее ехать и она в конце концов согласилась.
К пол-девятому попрощавшись по последнему разу и рассевшись, они тронулись.
Кабриолету было определено место в середине вереницы, между рыдванами, в каждом из которых находилось по четыре вооруженных, не считая кучеров, да еще двое на облучке и крыше кабриолета, вместе с вооруженным кучером и Рено внутри.
Тактика на случай вооруженного нападения с любой стороны: охранники выскакивают из своих рыдванов и стреляют из заранее заряженных пистолетов.
Проехав примерно шагов двести от ворот мостик через ров, повстречались с группой молодых людей, друзей Франсуа, которых барон считал еще юношами и никого не взял в свою охрану, сказав, что они нужнее здесь, а не в Париже.
Друзья Франсуа, дружно помахали в след пылящей вереницы и направились куда следовали – в замок.
Глава IV. Вьеннское совещание
Как только вереница из трех экипажей скрылась в густой дубраве, отстоящей на четверть мили от замка по ровному пространству, с ветвистого дуба, с которого это пространство хорошо просматривалось раздался свист, после чего из зарослей ветвей и кустарников, через кустарник к немного выдававшемуся от леса дубу выбежал белый конь, остановившийся под его кроной.
Как и следовало ожидать, с одной из нижних веток дерева сразу прямо в седло слез тот, кто свистел, и кто до этого с самого рассвета наблюдал за всем происходящим в этой местности. Проследив за отъездом его уже больше здесь ничего не интересовало и он охотно бросил свое занятие.
Усевшийся в седло был отнюдь не Гийоме, как следовало бы ожидать, а человек возрастом постарше – сорока, сорока трех лет. Нахлобучив на свои темные волосы шляпу, вынутую из кармана куртки, потому помятую, застегнул куртку, вправил гачи коричневых войлочных штанов в голенища сапогов.