Не заметив, что ворота приоткрыты, Рено постучал висячим молотком, специально для этого предназначенным в боковую от ворот дверь. Ответили сверху с настенной постройки недовольно развязным тоном:
– Почти настежь распахнуты… Что ослеп раз..ве? – осекся вышедший страж ворот, и испугавшись своей дерзости, застыл, видя как приезжий решительно спрыгнул с седла…, но к большому его облегчению прошел мимо, лишь грубо бросив ему возжи.
Сейчас Рено было не до этого белокурого лакея, к тому же хмельного, судя по исходящему от него запаху и по тому, как не твердо он стоит на ногах.
Во внутреннем дворе замка стояло множество распряженных карет, экипажей, рыдванов, коней и слуг, съехавшихся на празднество гостей.
Сегодня 18 июля сеньору Жоффруа де Жонзаку исполнилось пятьдесят девять лет – дата сама по себе и не круглая, но отмечаемая с такой пышностью и размахом, с каким не отмечалось даже пятидесятилетие.
На первый взгляд со стороны вполне естественным может показаться, что богатый именинник на склоне лет решил пофарсить на округу, пустив пыль в глаза всему высшему дворянству провинции, в лице герцогов Ангулемских, опередив их по затратам, роскошеству и по замыслу: со множеством аттракционов, прогулок, сюрпризов… итальянский оркестр, ночью – бал-маскарад в парке, под грохот и свет петард, шутих, фейерверков, с вручением под конец дорогих подарков, а в начале райски обильное пиршество, которое к данному моменту уже во всю разошлось.
Гостинный зал полон шумливой аравы гостей: приглашенных и просто заехавших под общее приглашение. Множество столов ломилось от обильно наставленных кушаний и яств.
За одним из них в самом углу сидел и сам именинник, угрюмый и неподвижный, в окружении немногих друзей и близких, так же не позволявших себе сколь-нибудь заметного веселья, не в пример остальным беззаботно веселящимся и втихомолку осуждавшим устроителя за подобное кощунство, коим являлось это празднество в такие горестные для него времена, когда нужно бы было в память усопших носить моральный траур, не говоря уж ни о каких торжествах.
Сеньор де Жонзак понимая это, сидя клял себя сейчас, думая лишь об одном – скорее бы все это закончилось, да поскорее уединиться, отдохнуть. Ждал от праздника отдыха, забытья…, а получил ужасное состояние стыда и жгучего уныния, взамен хандры, под игривую скрипучую музыку.