Садовский слушал откровения командира, не перебивая. В общем, он был согласен с доводами командира, понимал и раньше эту житейскую философию здравого смысла. Но один нюансик буравил его сознание и оставался камнем преткновения для того, чтобы принять полностью аргументы Ильясова. Если уж так необходима эта сигнализация то было бы очень кстати нарисовать схему, узаконить её и направить для исполнения на все корабли. Была бы хоть какая-никакая техническая документация.
Этим, веским, по мнению электрика, резоном он и намеревался, как козырной шестёркой, побить простой туз командира, ибо ожидал, что после разъяснительного раута последует повторения приказания с последним предупреждением. Но Садовский плохо знал своего командира, поэтому не смог предугадать финал этой назидательной проповеди. Ильясов же, как маститый игрок, безошибочно просчитывал ходы за себя и за электрика, не позволяя ему ни одним словом возразить или даже оправдаться. А когда Садовский, нагруженный по ватерлинию его доводами, попытался всё-таки изобразить что-то в ответ, командир сразил его обезоруживающим эндшпилем:
– Поэтому, я тебе больше не приказываю, хотя, понимаешь, имею такое право. Я обращаюсь к тебе с просьбой командира сделать это. Первый раз я обращаюсь с просьбой к матросу срочной службы и, надеюсь, ты поймёшь.
Заключительный пассаж Ильясова застал Садовского врасплох. Что тут ответить? Стоять на своём? Тупая, ослиная тактика. Поддаться на уговоры? Ради чего тогда весь сыр-бор затевал. Любой ответ был бы неуместным. Знать, понимал это и командир. Потому, не дал электрику ни малейшего шанса изречь глупость, или, как минимум, банальность.
– Об аресте забудем, а этот разговор только между нами, тобой и твоим командиром. Можешь идти.
Беседа, вернее монолог окончен. Садовскому оставалось лишь произнести формальное «есть» и покинуть командирскую каюту. Он спустился в пост управления машинным отделением и устроился в удобное кресло командира боевой части. Аудиенция у командира оставила двоякое послевкусие. Казалось бы, компромисс налицо, но копни глубже – одна из сторон кладёт своего короля на шахматную доску. Внизу за прозрачной стеной кабины управления вокруг проёма демонтированных паёл копошились мотористы. Переносная лампа, опущенная в трюм, снизу грязно-жёлтым светом подсвечивала лица, искажая их до неузнаваемости.