Рядом сидел подросток с туго забинтованной левой рукой. Правой он тискал кнопочки на своем мобильнике.
«Играет…» – догадался Костя.
– Слушай, парень… – окликнул он подростка.
Не отрываясь от игры, тот кивнул головой, давая понять, что услышал собеседника.
– Дай сделать один звонок с твоей мобилки…
Подросток нахмурился. Остановил игру и посмотрел на собеседника.
– Отмудохали? – спросил он, оценив внешний вид собеседника – испачканный в пыли костюм, забинтованную ногу и шишку на лбу.
– Что? – не понял вопроса Костя.
– Я говорю – где тебя так отмудохали? – развернул вопрос подросток.
– А-а… – понял Костя. – Нет… Это я неудачно упал…
– Ясн… – кивнул головой подросток. – А я со скейта навернулся… Лан… Две минуты… Доиграю и дам…
– Мне срочно надо… – попытался настаивать Костя.
– Две минуты! – отрезал подросток и опять углубился в игру.
Костя нетерпеливо заерзал на кресле. Потом подался в сторону подростка и схватил его за сиреневую кисть перевязанной руки.
Подросток свечой взвился от боли и завыл благим матом.
– Я же сказал – мне срочно! – прошипел Костя. Притянул паренька за больную руку к себе и выхватил из здоровой руки телефон. Потом отпустил подростка и стал лихорадочно набирать номер мобильника матери.
Подросток, поскуливая, смотрел на странного пациента и убаюкивал больную руку. На большее он не решался, сидя рядом с таким психом.
– Да! – услышал Костя в трубке голос матери.
– Ма, это я! Я в центральной травматологии с переломом ноги! Мобильник разбился. Звоню с чужого. Приезжай! – быстро проговорил он, нажал на сброс и швырнул мобильник поскуливающему хозяину. – На – играй дальше!
На шум устроенный в приемном покое открылась дверь перевязочной, и высунулась голова дежурного хирурга.
– Что у вас тут?… – спросил он недовольно.
– Он у меня мобилу забрал. – всхлипнул подросток.
Костя, молча, показал на мобильник зажатый в здоровой руке подростка и развел руками.
– Так ведь отдал! Людям надо помогать! – резонно заметил хирург и призывно кивнул головой неудачливому скейтбордисту. – Заходи…
7
Было видно, что профессор к концу «послеобеденного моциона» устал. Говорил он реже. Появилась отдышка, и выражение на лице потеряло радушие, излучаемое в столовой. Теперь оно напоминало усталую гримасу марафонца, который выбрал неверный темп, не рассчитал свои силы и на последних километрах до финиша серьезно задумался – бежать ему дальше, или не бежать, а может лучше к чертовой матери сойти с дистанции.