Потом стало легче: голоса стали звучать громче, но не так настойчиво. С удивлением Бубен понял, что не он один сомневается в подобном выборе. Среди монотонного «Ты нам нужен» появилось «А ты справишься? Сможешь нам помочь?». Было немного раздражающе, но он удержал себя на месте: они имели право сомневаться в выборе природы, он же четырнадцатилетний мальчик. Сам он себе и своё собственное хозяйство не доверил бы, не то что жизни людей. Пусть даже и заражённых.
И вдруг… голоса исчезли. В тот самый момент, когда он начал потихоньку сходить с ума от этого монотонного повторения, голоса стали тише. А потом и вовсе начали пропадать.
В конце месяца он уже мог спокойно спать, а иногда даже подолгу работать в подвале. Голоса звучали с каждым днём всё тише, никто больше не рвался у нему в подчинение. И он вздохнул спокойно. Но, как оказалось, слишком хорошо – тоже плохо…
Иногда в его сознании ярким образом вспыхивали видение кровавого города, который оказался не готов к вирусу и поневоле приходил вопрос: сколько людей, умных и сильных, оказались не в том месте и не в то время? Он вряд ли превосходит своих сверстников, однако он не только смог выжить, но и нашёл максимально безопасное место. Что помогло ему? Интеллект или банальное везение?
Вечерами он садился на кровать и пытался представить, что находится дома. Что сидит на кровати, в окне горит уличных фонарь, там, далеко-далеко от него, кто-то работает на заводе, кормит кур и налаживает генератор. И этот кто-то будет вынужден завтра встать в пять утра и проверить состояние корма. И что, стоит ему устроиться, как дверь тихонько откроется и войдёт мать, в своём привычном голубом халате, с которого давным-давно пропали все цветочки. С маской на лице, она выглядит немножко смешно, и он будет удерживаться от смеха, пока она станет целовать его на ночь. Потом он заснёт и не будет перед сном думать ни о чём, кроме завтрашней контрольной по математике и Ане из параллельного класса с её золотисто-рыжими косичками и голубыми глазами.
Но потом он представлял, что никогда бы не познакомился с Никой, не ехал бы с ней по ночным дорогам, слушая «В мире животных» и жуя гематоген, и чувствовал странно сожаление. Потому что тогда он не смог бы повзрослеть, потому что мать защищала бы его от всего мира со свойственной ей активностью.