?» – закричал он. Тогда я, пожалуй, впервые лично столкнулся с расизмом и был шокирован. Моя подруга была белой, но мне и в голову не приходило, что кому-то может не нравиться цвет ее или моей кожи. Когда отец девочки схватил ее за руку и уложил дочь поперек колена, я был так поражен, что не мог пошевелиться. Все наблюдали за происходящим и ничего не могли сделать. Потом я побежал домой и долго плакал. Больше она ни разу со мной не заговорила.
Но были и другие: Ивон, Неузинья, Самира – все они занимали особое место в моем юном сердце. Особенно Неузинья, сестра моего друга-японца, которой я годами восхищался еще до того, как мы начали встречаться. Я много ходил в кино, высматривая девушек, пришедших без парней. Не всегда все шло по плану, но было весело.
Зиньо, один из моих друзей, убедил меня пойти с ним в квартал публичных домов, чтобы получить первый сексуальный опыт. Мне было четырнадцать. Он рассказывал, как это замечательно, а я мог думать лишь о том, как бы не подхватить какое-нибудь венерическое заболевание, чего, к счастью, не произошло. Этот опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, но, по крайней мере, длилось это недолго.
Наверное, здесь мне стоит остановиться и объяснить, как люди себя вели в те годы, когда я был еще совсем мальчишкой. Отношения тогда ценились гораздо больше, чем сейчас, и огромную часть той информации, что сегодня привычно передается от старших к младшим, наши родители и не собирались нам передавать. Когда я говорю, что мой первый сексуальный опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, то это потому, что в те дни все, абсолютно все, считалось грехом. Нам не разрешалось ругаться в доме, мы обращались к родителям на «вы», мы никогда не видели отца в ванной, и, определенно, существовал целый ворох вопросов, которых мы просто не могли задать. Мы беспрекословно выполняли все, что говорили нам родители. Никаких обсуждений – делай, что говорят, и быстро!
Так что секс был окутан тайной. Ни дети, ни родители так и не решались о нем упоминать, а ведь было бы намного проще, если бы в семьях об этом говорили. Так как все остальное считалось грехом, мы должны были прилежно учиться, помогать по дому, читать; мы могли и поиграть, но секс? Ни в коем случае! Никто ничего не знал о гормонах, и мы не могли догадаться, что они означали; все, что мы знали, так это то, что один вид женщины заставлял наши маленькие глазки блестеть! Девочки – бедняжки – тоже это испытывали, но им приходилось себя особенно контролировать – ведь если девочка плохо себя вела, засматривалась на мальчиков, она тут же получала соответствующую репутацию. У них было это дополнительное бремя, но хоть мальчишки и были его лишены, даже нам не дозволялось ничего делать. Взрослые понимали, что мы перевозбуждены, и мы постоянно получали трепку из-за того, что у нас попросту бушевали гормоны. Так что нам приходилось ждать того дня, когда мы набирались храбрости и отправлялись в публичный дом.