А Пашка, тоже нападающий, играл совсем иначе: лез напролом, нарочито работая локтями и наступая всем на ноги. Девчонки его в игре боялись, тем более, что он легко входил в азарт, а от нас ему иной раз и попадало за излишнее рвение.
Пижон брал ловкостью и увёртливостью. Трудно было нам, верзилам, тягаться с таким миниатюрным игроком, и он уводил мяч прямо из-под носа, умело передавал, кому следует, потому что сам не умел забивать голы.
Юрка был отличным вратарём. А на воротах нашего «противника» стоял в тот день Василий, он сам попросился, и они рискнули. Он показал высший класс, чем очень меня удивил. Правда, напоследок мы с Маринкой всё же забили ему гол, применив полузапрещенный приём: Маринка с криком металась у ворот, у него перед носом, отвлекая внимание, тут появляюсь я – раз! – и мяч в воротах. Она даже прыгнула мне на шею от радости.
На улицу вышли все вместе, и морозный вечерний воздух наполнился гомоном голосов, вихрем шуток, зазвенел каскадами смеха. А тут ещё пошёл снег. Мягкими пушистыми хлопьями он падал на землю, таял на разгорячённых лицах ребят.
– Ой, как я такой снег люблю! Вечер сегодня – чудо, – пробился сквозь шум тоненький голосок Аллочки Жураевой. Обычно она застенчиво помалкивала, но сегодня общее приподнятое настроение сообщилось и ей, и она закружилась с тихим смехом, как маленькая девочка. Кто-то бросил в неё снежок, но попал в Мишу.
– Что такое? Бунтовать?! Вот я вас! – рявкнул он, и завязалась перестрелка, а кое-кого даже уронили в снег. Чей-то шальной снежок попал в сердитого прохожего и сбил с него шапку. Это происшествие чуть не испортило всё: сердитый прохожий остановился и проголосил: «Хулиганьё! Распоясались, бездельники! Выкормило вас государство на свою голову. Вот я сейчас в милицию позвоню!» Пока он произносил эту грозную тираду, рядом оказался Юра Пирогов, помог водрузить на место шапку, очень вежливо извинился. Прохожий подобрел на глазах, улыбнулся: «Ладно, ребята, ладно, что я сам молодым не был, что ли?» и побежал догонять свой автобус.
Когда немного поубавившаяся в числе компания добрела до общежития, Максим Рудюков изрёк:
– Так, братцы, есть хочется, а у нас на ужин даже корочки хлеба нет.
– Зачем тебе ужин, когда ты ещё не обедал? – мрачно пошутил Красовский.
Тут неожиданно для всех заговорила доселе молчавшая Катя Шатрова. Она сказала: