Камилла проводила Луция с отцом в вестибул:
– Не волнуйся, сынок. Я знаю, ты отлично справишься. Или присутствие Ацилии так взволновало тебя? – рассмеялась она. – Ну, ступайте же!
* * *
– Тебе не кажется, что я хватил через край, напомнив юному Марку о нашем родстве с Божественным Юлием и императором? – спросил Пинарий-старший.
Спустившись по склону Авентина, они пробирались через многолюдный прибрежный район, держа курс на Какусовы ступени, которые поднимались к вершине Палатина.
– Думаю, Ацилиям отлично известны наши семейные связи, – утешил отца Луций. – Но не уверен, что это поможет делу. Да, мой дед был наследником Божественного Юлия и мы пребываем в родстве с великим Августом, но чего добились мы сами?
– И в самом деле – чего? – вздохнул отец. – Разве что все еще живы.
– Ты о чем?
Они начали подниматься по Какусовым ступеням. При Юлии Цезаре это была всего-навсего крутая извилистая тропа, как и во времена Ромула. Август превратил ее в каменную лестницу с широкими площадками, украшенную цветами. Отец Луция посматривал вперед и назад, проверяя, нет ли посторонних ушей.
– Ты никогда не обращал внимания, сынок, скольких членов семьи императора отправили в ссылку и как умерли самые дорогие его сердцу люди?
Луций нахмурился:
– Я знаю, что он изгнал свою дочь Юлию.
– Его огорчила ее безнравственность.
– И внука Агриппу.
– Которого тоже сочли недостаточно праведным.
– И мне известно о безвременной кончине двух других его внуков, Луция и Гая, которых он прочил в наследники.
– Верно. Чрезмерная близость к императору не всегда идет во благо личному счастью или здравию.
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что император подобен пламени. А его приближенные похожи на людей, жаждущих согреться. Но вряд ли позавидуешь человеку, который подступит слишком близко и сам загорится.
Луций покачал головой:
– Возможно, все обернулось бы иначе, будь боги более благосклонны к моему деду?
Пинарий-старший вздохнул:
– Твой дед, как и его двоюродный брат Август, был помянут в завещании Юлия Цезаря, но это принесло ему мало пользы, ибо в гражданской войне он встал на сторону Марка Антония и Клеопатры. Когда они потеряли все в сражении при мысе Акций, твой дед образумился и перешел к Августу, который великодушно простил его – однако впредь не явил ни кап ли милости. Возможно, победитель решил, что достаточно даровать заблудшему родичу жизнь и позволить сохранить остатки состояния, большей части которого он все же лишился, несмотря на деловые связи с Египтом. С тех пор твой родственник Август игнорирует нашу семью. Нас терпят, но не удостаивают ни милости, ни опалы, – что, впрочем, неплохо. О да, милость Августа способна возвысить до небес. Но не угодить императору или тем, кто вьется вокруг него и строит козни, – смерти подобно.