Олег кивнул. О подобном его предупреждал и Альфрани.
-Постараюсь, но обещать не буду. Если прижмет… - он не
договорил. Впрочем, в пояснении это не нуждалось.
-В … такую политику! – грохнул кулаками по столу Бер. - Это по
каким же таким «политическим причинам» мы должны отказываться от
столь сильного союзника и не давать магу работать в полную силу?
Между прочим, доводилось мне смотреть на боевые действия с участием
цитадельских некроподразделений! Хороший некромант в войске
позволил бы здорово сократить потери среди наших воинов!
-Вы боитесь? – обернулась к нему Аталетта. – Странно. Я слышала
о вас не только как о выдающемся поэте, но и как об отважном и
решительном воине.
-А ты меня на слабо не бери, девочка, - окончательно разозлился
Бер. - Я от хорошей драки никогда не увиливал. Вот только, если у
нас есть возможность вместо того, чтобы живых парней под стрелы да
мечи отправлять, мертвяков запустить, то я ту политику, что этого
не позволяет, в упор не понимаю! Ладно еще, могу понять, почему
мертвителя взять не хочешь – вы, уважаемый лэр, не обижайтесь, но
слава у вашей семьи уж больно плохая, - обернулся он к Виссу. – Да
и предсказание опять таки… Ладно. Это понять можно. Но вот почему
Ариоху мертвяков поднимать нельзя будет - этого я никак не
понимаю! Хороший некромант – он в бою двух-трех огневиков стоит, а
то и поболе будет. Это я вам как участник Войны Сил говорю!
Доводилось сталкиваться.
-И вот, когда в кои-то веки, на нашей стороне два мага смерти
имеется, вы задний ход даете! Одного и вовсе к участию в боях
допустить не хотите, другому магией тьмы пользоваться запрещаете.
Это война, а не детские бирюльки! Тут всеми силами давить врагов
надо, а не носик морщить: это нельзя, это по политическим причинам
не подходит… Победим когда, сядете на трон, тогда и будете с
«политическими причинами» разбираться… Хотите – на плаху
отправляйте, хотите - на виселице вздергивайте. Ваше дело – слова
не скажу. Но вот бойцов под стрелы да копья ради «политических
причин» отправлять – это уж накося… - Тут рыцарское воспитание все
же взяло вверх над гневом, и барон Торасский умолк, с некоторой
растерянностью поглядывая на свою правую руку, совершенно
непроизвольно сложившую увесистую дулю. Он вполне понимал, что
показывать данный знак молодой девушке, тем более принцессе, весьма
неприлично, и старательно боролся со своими желаниями. Наконец,
вдалбливаемые с детства правила поведения одержали победу над
мечтами старого вояки продемонстрировать свое отношения к
посылающим его на смерть политикам, и дуля была убрана.