Исподволь установился долговременный режим, подчиненный расписанию свекрови и аритмичному воспитанию Олежки. Только Максим и вносил разнообразие в распорядок будней редким запросом внимания к себе.
Веру поражала способность его матери считать обмельчавшие события своей жизни значительными. Раиса Павловна продолжала записи в дневнике, который вела с юности. Усаживая ее в кресло за письменный стол, Вера тихо ужасалась: в толстой общей тетради стояли кривые палочки, галочки, цифры вразброс. Раиса Павловна напрочь забыла буквы родного и английского алфавитов, но не изменила многолетней привычке. А еще она обязательно читала полчаса в день. Протирала бархоткой очки и через две минуты перелистывала страницу. Часто – в перевернутой книге.
Иногда на Раису Павловну находило великодушие, она соглашалась остаться одна (с вызванной сиделкой). Дудинцевы побывали на торжестве в ресторане по случаю защиты кандидатской диссертации Андрея Порядина. На следующий день – у Порядиных дома, и Олега с собой взяли. Вера чуть не ахнула громко, увидев сына Ирины Марика, похожего на Олежку как младший брат. Никто, кроме нее, не удивлялся. Деликатная причина поразительного сходства мальчиков была, наверное, известна всем знакомым.
С глубокой неприязнью любовалась Вера хозяйкой. На Ирине был модный парик цвета нуги, дополненный ярким макияжем. Черное шелковое платьице на бретелях облегало фигурку точно комбинация без кружев. Хоть бери эту статуэтку под названием «Завуч в неглиже» и показывай на выставках непризнанных художников…
Приметив, что Максим украдкой пустил в ход блудливые руки, Вера мгновенно взвинтилась. Потом испортилось настроение и у Ирины, потому что Андрей, по своему обыкновению, с восторгом вылупился на жену друга. В упор не видел ее двойного подбородка и расплывшихся боков.
Робкое ухаживание Порядина рассмешило Веру, но все-таки хорошо встряхнуло. Она завязала с шоколадом, сделала короткую прическу и записалась к известной косметичке.
Вздремнувшая после обеда Раиса Павловна спросонок не узнала невестку.
– Ты кто?
– Вера.
На лице свекрови отразился труд неповоротливых мыслей:
– А-а, Тама-ра. (Тамарой звали ее последнюю домработницу.) Возьми, пожа-луйста, деньги в сер-ванте, Тама-ра, и боль-ше не приходи.
– Я Вера, жена Максима.
– Ве-ра, – поблекшие глаза ожили, просыпаясь, оценивая. – Тебе хоро-шо так воло-сы. Подай мне книгу.