— Мы были вместе целый год, — Донской тяжело вздохнул и пригладил темные волосы, которые растрепались, когда уходил от столкновения с предметами, которые в него в порыве гнева бросала Маша, — ты мне действительно дорога. За это время у меня не было ни одной женщины, я тебе не изменял, но продолжать наши отношения больше нет никакой возможности. Можешь мне верить, можешь нет, но это так. Разрыв с тобой тяжелое решение, но у меня есть обязанности, и я не могу их игнорировать.
Видя, что воинственный запал прошел, и он может подойти к ней без вреда для здоровья, Валерий преодолел разделяющее их расстояние и попытался обнять. Маша так и не поняла, что этим жестом Лер хотел продемонстрировать, но всё равно резко отшатнулась. Привычный запах одеколона щекотал ноздри. Марию замутило. Его прикосновения сейчас для неё были ядовиты. В Маше боролись сейчас иррациональный стыд, брезгливость и гнев. Не ей должно быть стыдно, но… ничего девушка поделать с собой не могла. Она вступила в сексуальную связь с чужим мужчиной. Мария так сильно любила, что не заметила, как её превратили в банальную шлюху, от которой откупаются материальными благами. Воронцова считала себя достаточно умной и порядочной, чтобы не оказаться в подобной ситуации, но реальность оказалась совершенно иной. На деле она оказалась лишь простодушной дурочкой.
— Изменять можно не только физически, — хмыкнула Воронцова, уворачиваясь от ещё одной попытки Лера обнять её. — Не трогай меня! Не трогай! Меня от тебя тошнит!
Ей снова стало физически плохо. Неожиданный рвотный порыв заставил её развернуться и убежать в ванную, где её снова вывернуло наизнанку. От унитаза девушка не могла отойти минут десять. Когда же желудочные спазмы прошли, Маша пошатываясь встала. В зеркале на неё смотрела резко повзрослевшая женщина, глубоко несчастная, раздавленная. Какие часы прошли, и столь сильные изменения во внешности, про внутренние изменения и говорить не приходилось. Не спеша умылась, прополоскала рот, пытаясь взять себя в руки. Почему-то Воронцова знала, что не найдет его в квартире.
Когда спустя пять минут Маша вышла из ванной, её подозрения подтвердились. Он ушел. Навсегда исчез из её жизни.
В понедельник утром Маша вышла на работу в не самом лучшем виде. Остаток субботы и воскресение она проплакала, кляня себя за глупость и всё равно ожидая звонка от Донского. Дурацкая надежда не хотела подыхать, и часть неё верила, что Лер одумается и позвонит. Этого так и не произошло. Девушка плохо себя чувствовала, мало спала, почти ничего не ела, постоянно ревела. Всё это неизбежно отразилось на внешности.