Я закрыла
глаза, ожидая страшного. Волк уже на меня шёл, скаля зубастую пасть. Но тут
прогремел выстрел. Оказывается, неподалёку, на моё счастье, охотники были.
Господь спас меня, и я стала нести, данный ему обет.
Родители
долго вымаливали мой недуг, а потом сдались, решив, что на всё воля божья. А
как стукнуло мне семнадцать лет и пришло время мне жениха подбирать, никто не
изъявил желания. И в восемнадцать никто не явился, и в девятнадцать, и в
двадцать.
Я так
надеялась, что Иван сватов пришлёт, всё время на него украдкой поглядывала, но
ему нашли невесту в другом селении. А потом и Коля женился, и Саша, и Вася…
И из других
деревень в наш дом сватов не спешили засылать. А меж тем время младшей сестры
подошло. Нехорошо, когда меньшая раньше старшей замуж выходит. А женихи уже
стали порог обивать. Настёна тоже красоткой выдалась – всем на зависть, парням
на усладу. И всё остальное в ней ладно было. Не невеста – загляденье. А тут я
бельмом на глазу у семьи и всей деревни. Вот и пошёл батюшка на такой шаг от
отчаяния.
В селении
давненько говаривали, что ни одна девка за Гришку по доброй воле не пойдёт.
Коли у меня голос был бы, и я б не пошла. Но немота дала ответ вместо меня. Вот
и решили две семьи породниться, избавившись каждая от своей ноши.
Гришка и
рад-радёхонек. Никакие проклятия его не пугают. А мне хоть в болоте топись, как
представлю, что с ним надо спать ложиться да по утрам миловаться. Как эта
картинка перед глазами всплывает, сразу беспросветная тоска накатывает.
И аккурат в
день сватовства решаю я сбежать, чтобы хоть ещё на денёк свою участь отсрочить.
Невмоготу мне было, хотя и корила себя, и призывала к смирению. Но всё пустое.
Слёзы с
самого утра душили, а родители думали, что я от радости реву. А я даже написать
о своих страданиях не решалась, чтобы их не расстраивать, да на гнев батюшки не
нарываться. Могла ведь указать, что не хочу за Гришку замуж, но так и не
посмела супротив господа да отца своего пойти. Знала, какой это грех и позор.
Да не
удержалась всё-таки, убежала в лес. Хотя до самого вечера уговаривала себя
покориться. А как сбежала, так меня такое чувство стыда и раскаяния накрыло,
что невмоготу было домой возвращаться и родителям в глаза смотреть.
Представляла,
как им из-за меня краснеть пришлось, как Настёне тошно из-за такой сестры
нерадивой да невдалой, и слёзы сами собой из глаз градом на мёрзлую землю
катились.