Впрочем, у нас с Мором пострадало
разве что чувство собственного достоинства, когда не в меру наглый
язык огня пришлось прибивать. И, говоря «прибивать», я имею в виду
не только уничтожать. Приятелю пришлось снять ботинок и как следует
настучать по пламени, которое выскочило за пределы контура и
ринулось по пожароустойчивой парте к тетради Мора с
лекцией.
Этот физический метод расправы не
укрылся от бдительного преподавательского ока. И Кавье не преминул
заметить:
— Адепт Морвир, неужели вы не могли
вразумить огненного элементаля добрым магическим словом? — иронично
поинтересовался преподаватель, намекнув, что стоило бы использовать
заклинание.
— Доброе магическое слово и ботинок
лучше, чем одно доброе слово, — ничуть не смутился Мор.
Магистр на это фыркнул и проворчал
себе под нос, но так, что я с первой парты сумела
расслышать:
— С таким подвешенным языком ему не в
стражи дорога, а в дипломаты…
Но, похоже, эти слова расслышала не
только я. Приятель тут же не преминул ответить, вроде говорил он
мне, но обращался явно к преподавателю:
— Речи дипломата ничего не стоят без
хорошей огневой поддержки. Я, может, и намылился бы в политики,
Рин, но кто ж туда меня возьмет-то… А так буду вдвойне опасным
стражем.
— Не убьешь нежить, так уболтаешь ее
до смерти? — невинно уточнила я.
— Вот! Ты правильный напарник!
Понимаешь меня с полу…
– …шепота? — хихикнув, потому как
подмывало что-нибудь ляпнуть, закончила я за приятеля.
Тут послышалось выразительное
покашливание преподавателя. Кавье не любил, когда на его занятии
адепты занимаются не предметом. Но, судя по тому, какой
благосклонный взгляд магистр бросил в сторону Мора, приятель ему
чем-то приглянулся. Причем не как сын канцлера, а как простой
бедный студент, смелый и талантливый. Такой, кто хоть и дерзок
порой, но однозначно не глуп. А ум Кавье уважал так же сильно, как
не терпел дурость.
Мор меж тем глянул на меня, помотал
головой и, наклонившись, надел ботинок.
За практикум нам с напарником
поставили «Похвально» с восклицательным знаком. Хоть это было и не
«Великолепно», но тоже неплохо.
И, радостные, мы устремились на лекцию
по алхимии. На которой я узнала, что ничегошеньки не знаю. И хотя
школьный курс я вызубрила превосходно, но дело было в том, что
материал, который давали в столичной академии, был на порядок
глубже. Я старательно все записывала и мысленно прикидывала, хватит
ли мне в сутках часов, чтобы разобраться еще и с этим предметом.
Порой, когда были мгновения передышки, я искоса глядела на своих
однокурсников: кто-то из них так же, как и я, морщил лоб, силясь
все запомнить, иные выглядели скучающими, словно уже давно все
знали. Может, и правда?