Черт, не надо об этом!
Вернувшись за тарелкой, тюремщица протянула мне маленькое
зеркало в деревянной оправе. Я села поближе к светильнику, а она
встала у меня за спиной, настороженно наблюдая.
Я смотрела на лицо Юнии не как на свое – как на лицо другой
женщины. У нее была взрослая дочь и внук. Она долго болела, а потом
сидела в тюрьме – в темной камере, не имея возможности гулять на
свежем воздухе, есть нормальную пищу, ухаживать за собой. Эту
женщину в ближайшее время ожидала казнь. И, несмотря на это, она
была так красива, что ее юная дочь выглядела по сравнению с ней
скучной и бесцветной.
Я бы не дала ей больше тридцати. Ни единой морщинки, кожа
гладкая, словно светится изнутри. И это без намека на макияж. Глаза
огромные, темно-зеленые, в длинных черных ресницах. Высокие скулы,
точеный нос, губы полные, но в меру, в самый раз. А шея… Юниа
наверняка закалывала волосы наверх, чтобы они не закрывали такое
богатство.
Царевна-лебедь… твою мать… Красиво буду выглядеть, когда положу
голову на плаху. Как Анна Болейн. По такой шее палач уж точно мечом
не промахнется.
После моего разговора с Айгером прошло уже больше недели. И
каждый день заканчивался одинаково. Мне сказали, что о суде
предупредят накануне. Но раз ничего не говорили, у меня оставались
еще как минимум сутки жизни. Я не знала, когда должна была
состояться казнь – сразу же или позже. Может, пройдет еще не одна
неделя или даже месяц. Но день-то у меня точно был.
Я ложилась на свой топчан, закутывалась в одеяло – и думала… об
Айгере. Почему бы и нет? Бессмысленно? Но какое это теперь имело
значение? Видения Юнии, мои собственные воспоминания, мечты о том,
как могло бы все сложиться – если бы ею была я. Главное – отгонять
мысли, что я тоже, возможно, предпочла бы главу Тайного совета
младшему принцу, который вряд ли когда-нибудь стал бы королем.
Что-то беспокоило меня в разговоре с Айгером. Какая-то его
фраза, которую я упустила. Не обратила на нее внимания, но она
словно оставила свой отпечаток. Снова и снова я прокручивала в
памяти каждое слово, но так и не смогла вспомнить. Даже в связи с
чем это было сказано. Но, как часто бывает, забытое, упущенное
казалось очень важным.
И вот однажды вечером, когда я уже собиралась ложиться спать, в
камеру вошел сам начальник тюрьмы соль Габор, отец Герты.