—
Да, Лейла, дай ей Лейму.
Так и приклеилось, а профессор усугубил,
предложив назвать кофейню «Лейма». Для тех, кто не посвящен, ничего
не значащее название, а для меня — очень символичное, ведь это
самое первое, что я привнесла из своего прежнего мира.
И
сейчас, перед самым открытием заведения, мне вспоминалось то утро,
когда профессор Тимуран-аха, наконец, попробовал сваренный мной
кофе. Он сидел на лавке в кухне и недовольно смотрел на меня. Я
молола в ступке зерна кофе и недоуменно на него
поглядывала:
—
Профессор-аха, вы чего такой недовольный, неужели вам вчера совсем
не понравилось то, что я приготовила?
На
самом деле я прекрасно знала, что вчера уважаемый профессор просто
непозволительно объелся и оттого полночи ворочался с боку на бок,
не в силах переварить то, что в себя впихнул. Все это с самого утра
мне, тихо хихикая, поведала мама.
—
Что? Правда? — спросила я. — А откуда ты знаешь?
Мамина улыбка тут же притухла, и ей пришлось
сознаться:
—
Лейла, таких необычных и вкусных блюд я никогда раньше не
пробовала. Ты просто молодчинка! Но я тоже объелась и обпилась… В
общем, у меня была возможность услышать кряхтение
профессора.
Не
выдержав, я расхохоталась. И вот сейчас, глядя на эту хмурую мину
не смогла смолчать.
—
Понравилось. — Неохотно сознался он. — Только ты ведь хочешь
открыть кофейню, верно? Кстати, кофейня от слова кофей?
—
Угу. — Подтвердила я, и моя веселость тут же поутихла.
—
Ну и где мой кофей? — сварливо спросил он.
Теперь уже я хмуро на него глянула и
продолжила измельчать зерна еще настойчивее.
—
Сейчас будет, — буркнула я в ответ.
Еще вчера я хотела сварить кофе с корицей и
ванилью, а сейчас, глядя на хмурого не выспавшегося профессора,
решила предложить ему другой вариант: кардамон и молотый мускатный
орех. Как говорится, только жесть, только хардкор. Шучу, конечно,
но этот вариант как-то больше подходил случаю. Эх, жаль, нет здесь
турки, только кастрюлька. Но, как говорится, что есть, то
есть.
Поставив кружку кофе перед профессором, я
стала с любопытством за ним наблюдать. Сначала он сделал вид, что
содержимое его совершенно не интересует, потом принюхался, а затем
с таким видом, будто делает мне огромное одолжение, отпил глоточек.
Все-таки этот старикашка временами бывает вредным до безобразия!
Потом он отпил еще глоточек и еще, а потом сказал: