***
Через несколько минут я растолкала всех
оставшихся и попросила как можно быстрее одеться и прийти в
гостиную. Мирата, конечно, будить не стали, но его всегда можно
перенести и спрятать сонного. Кратко я поведала всем о нависшей
опасности и попросила не паниковать и никуда не бежать. Это
оказалось сложной задачей, потому что Ромич, к примеру, тут же
озвучил желание вступить в бой с подлыми захватчиками,
женщины-служанки начали причитать о своей судьбинушке, Мамук
пытался присоединиться к уже почти свершившемуся походу мести, о
котором вещал Ромич, а профессор усиленно пытался дознаться, откуда
я обо всем этом узнала. Гвалт поднялся такой, что стало слышно,
наверное, на соседней улице.
Перекричать весь этот балаган я бы не смогла
при всем желании, так как имела одну неприятную особенность — когда
сильно переживала, не могла громко высказаться, голос становился
таким глухим, что я саму себя слышала с трудом. Сейчас же я не
просто волновалась, я была практически в панике. Оглядевшись,
увидела на столике увесистую вазу, вытащила из нее цветы и
выплеснула воду на голосившую толпу.
К
счастью, пораженный моей выходной и стекающей с их лиц водой, народ
мгновенно замолчал, и у меня, наконец, появилась возможность
ответить.
—
Ромич, Мамук — еще раз услышу о великом походе двух доморощенных
недогероев против целой армии, прикажу выпороть обоих. Вейла и
Эльмира-ханан, прекратите истерику, я уже сказала, что на это нет
времени, а если вы сейчас успокоитесь и поторопитесь, то все мы
останемся живы и здоровы. Профессор! Ну хоть сейчас умерьте ваш
исследовательский пыл и помогите женщинам отнести все необходимое в
известную вам комнату за родительскими покоями!
—
Как насчет того, чтобы предупредить кого-то еще? — сгенерировал
новый вопрос профессор.
Я
тяжело вздохнула.
—
Нельзя. Вернее, не выйдет. Знание о нападении не должно покинуть
этот дом. Нам просто не позволят предупредить.
—
Кто? — последовал новый вопрос, и все затаили дыхание.
А
я поняла, что больше не в силах что-либо придумывать, но и правду
сказать тоже не в состоянии. Поэтому воздела руки к потолку и на
выдохе буквально прокричала:
—
Всевышний дал мне это знание! И ни мне, ни вам не дозволено его
ослушаться!
Все в городе уже давно шушукались о моей
необычности — все-таки списать все мои странности и знания на
заморского учителя подчас было просто невозможно. Но никто, кроме
Миры и тех немногих, кто ее слушал, не приписывал это к чему-то
темному и запретному, скорее, к некому дару Всевышнего, данному
девочке после тяжелой болезни. Думаю, отцу пришлось немало
потрудиться, чтобы внедрить эту информацию в массы. Ну да не суть,
а суть в том, что дома в это все свято верили, а потому и сейчас на
мое заявление отреагировали так, как я того и добивалась:
перекрестились заведенным здесь способом и разошлись выполнять мои
поручения.