Параллельно с физподготовкой рассказывали о
различном оружии, показывали его и разъясняли отличия, преимущества
и недостатки. Именно из одной из таких лекций я узнала, что то, что
я называла саблей из-за немного изогнутой формы лезвия, на деле
оказалось мечом. Хотя если отмести различные варианты форм и
заточки, что разнились в зависимости от страны, в которой были
придуманы или модифицированы, меч и сабля отличались лишь
балансировкой, часто имея очень схожую форму. Не все виды, конечно.
Например, абордажную саблю перепутать с мечом сложно из-за того,
что она изначально эволюционировала из тесака, а потому
представляет собой короткий, но широкий и тяжелый клинок. Сабля же
в том виде, в котором я ее представляла, использовалась для
вооружения конных войск из-за центровки, благодаря которой клинок
перевешивал рукоять — этот вид оружия приносил больше повреждения
при рубящих ударах, и они удобны для всадников. Меч же удобнее в
ближнем бою, так как позволял делать более результативные, чем у
сабли, колющие удары, отчего их преимущественно использовала
пехота. Мне показали несколько видов сабель, мечей и пик, которые,
как оказалось, были частью товаров, которые переправлял отец.
Продемонстрировали несколько видов эфесов и как их можно применять
в бою. Рассказали, что в далеких северных королевствах предпочитают
драться топорами и секирами. И, наконец, я узнала, что ножи,
висящие на поясах благородных и не очень людей, тоже имеют самые
разные названия в зависимости от длины и формы лезвия.
За
время этих лекций я узнала столько способов убийства себе подобных,
что утвердилась во мнении, что чем больше узнаю о предмете и чем
лучше буду владеть разными видами оружия, тем больше шансов будет
защитить себя и не нанести непоправимых повреждений противнику.
Вдаваться во внутреннюю полемику о том, что некоторым индивидуумам
лучше не топтать эту землю вовсе, и их убийство пойдет всем на
пользу, я не стала — скользкая это тема. А представлять себя в роли
убийцы не хотелось совсем.
К
вечеру второго дня после начала занятий я умаялась настолько, что
едва небо окрасилось в цвета заката, отправилась в каюту, чтобы,
постанывая, уложить свою многострадальную тушку на койку. О том,
как я буду себя чувствовать завтра, не хотелось даже думать.
Скрипнув дверью, вслед за мной вошел отец: