И вот встала! Вышла на уровень пять высокооплачиваемых торжеств
в неделю! И на тебе! В душе закипало негодование, и я вообще не
ведала страха, когда заходила за тёмный угол ресторана.
А там… Там творилось что-то невероятное! Сначала я не поняла,
почему воздух как будто стал вязким, как кисель, и, преодолевая его
сопротивление, продолжила переть во мрак, как танк. А вот когда
непонятное замедление резко отступило, я вылетела на освещенный
холодным синим светом пятачок и застыла в шоке: на земле, раскинув
руки и ноги, лежала моя бесчувственная невеста, а здоровенный мужик
рисовал вокруг неё светящейся краской какую-то пентаграмму.
Это что же делается, люди добрые?! В центре столицы, буквально
на глазах у народа какие-то сумасшедшие сатанисты обряды проводят?!
Ну, нет! Только не на моём торжестве!
С рыком, которому позавидовала бы тигрица, на скорости на
зависть гепарду я кинулась на мужика.
— Ах ты гад! — взревела я и со всей дури вонзила зубы ему в
шею.
Преступник такого явно не ожидал, заорал от боли и упал навзничь
под внезапно обрушившейся на него тяжестью моего весьма фигуристого
тела, хотя хлипким и не выглядел. А я сплюнула кровь — хорошенько
его грызанула! Не теряя ни минуты, бодро развернулась прямо на нём
и ринулась к невесте.
— Лиза, Лиза, детка! Очнись! — затрясла я её.
Но безуспешно: Лизок болталась в моих руках, как тряпочка. А я
прямо задним местом чуяла, как утекает время. Амбал сейчас
очухается, и нам крышка. Надо что-то делать. Недолго думая, я
залепила Лизе пощёчину, и она, застонав, открыла мутные глаза.
— М-м-м, где я? — пролепетала она.
— Лиза, Лизонька вставай, бежим! — я подскочила на ноги и
потянула бедняжку за собой, но тут мою шею сзади взяла в локтевой
захват мужская рука. — Бе-ги-и… — из последних сил прохрипела я и
отключилась.
***
Пришла в себя от головной боли — она сдавливала виски тисками.
«Хоть бы Лиза успела убежать и позвать на помощь», — мелькнула
мысль прежде, чем я разлепила тяжёлые веки и поняла, что надеждам
моим сбыться не суждено: Лиза лежала неподалёку и тихонько выла,
слава богу, хоть живая.
Правда, теперь она лежала в стороне, а вот я внутри светящихся
линий, на её прежнем месте.
— Ну что ж, безрассудная душа, — раздался глубокий, пробирающий
до мурашек мужской голос надо мной, и я с величайшим трудом
повернула на него больную голову, — решила пожертвовать собой и
заменить юную душу? Хорошо! Так даже лучше.