— Не ко всем мудрость приходит с годами, — не
удержался волхв. — У тебя вот до сих пор детство в одном месте
играет.
— Так это и хорошо, — Кожемякин за словом в карман не
лез, — иначе был бы похож на двух старых тетеревов: тебя и
Гостомысла. Как поживал?
— Как и положено старому тетереву. Ничего не вижу,
ничего не слышу. — Волхв слегка улыбнулся. — Внуками
занимаюсь.
Услышав про внуков, Кожемякин моментально перестал
подтрунивать над старым другом, и в его глазах загорелся совсем
другой интерес.
— Как там Златинка? А внучата мои как?
— Как дочь твоя? Заглянул бы да посмотрел. Скучает
она по тебе, и забот у неё хватает: хозяйство немалое и за детьми
присмотр нужен. Старшему, Велеславу, вроде как невесту подобрали. И
к Васильке сватов уже присылают: пятнадцать лет уже девке. Вечером
приходи с Умилой, обсудим.
— Приду, — кивнул князь. — А самый мелкий
как?
— Я на Пересвета сам смотрю. Сила магическая ещё не
проснулась, а в рунах разуменье имеет большое. Да и силы природные
понимает. — Светлояр опёрся на посох. — А что за внучка у
Гостомысла?
— Откуда ж мне знать? — пожал плечами Кожемякин. — Он
меня вчера, можно сказать, из-за стола выдернул. Хорошо, что я
одетый был: на завтрак спускался. Совсем не думает, что время тут и
на Поднебесной разное. Я так мог и без портков появиться. А с чего
ты решил сам лично круги рисовать? Вроде уж не по статусу тебе
такой мелочью заниматься.
— Письмо получил с просьбой, потому и пришёл. Сам
знаешь, Гостомысл редко что-то просит. Да и всё-таки ошибка
оракула, а ведь ни разу ещё Лыбедь в своих предсказаниях не
ошибалась.
— А ты всё никак не успокоишься… — вздохнул Злат. —
Уж сколько лет прошло, как нет с нами Лыбеди. Какая теперь разница,
права она или нет?
— Ты не понимаешь, это дело принципа. — Светлояр
сердито стукнул посохом в пол. — Я каждый раз после сбывшегося
предсказания словно вижу её ехидно улыбающееся лицо.
— Первая любовь, да? Она такая, не забывается. —
Кожемякин хитро взглянул на друга.
— Я тебе серьёзные вещи говорю, а ты «первая любовь»,
тьфу! — Светлояр нервно заходил вокруг круга. — Если девчонка и
правда его внучка, то, может, и другие пророчества не сбудутся.
Ведь говорил мне Гостомысл, что у него только один сын и один внук
будут.
Светлояр остановился перевести дух. Вот сколько он
себя помнит, всегда Кожемякину удавалось вывести его из себя. И не
только его, но и всех их из бывшей семёрки. Бить его было
бесполезно: он, смеясь, раскидывал всех пятерых друзей, и магией
был не обделён, уступал лишь Гостомыслу и Наволоду. Но вот Лыбедь,
оборотницу, Злат боялся: та, взглянув, могла рассказать все его
секреты. Она жила между прошлым, настоящим и будущим. Но если Злат
её боялся, то Светлояр любил. Ничего не говорил ей, но оборотница и
так всё знала. И чем взрослее они становились, тем лишь крепчали
его чувства. Друзья недвусмысленно на него поглядывали, отпуская
шуточки. И однажды Светлояр всё же решился и подошёл к своему отцу
с просьбой, чтобы тот сосватал Лыбедь, но мужчина лишь покачал
головой: не рождаются дети в браках магов и оборотней, кому нужен
такой пустоцвет? Да и кто отдаст за мага, пусть и очень сильного,
оборотницу, которая уже стоит во главе рода? Каждый из них несёт
свою ответственность перед семьёй и родом. Нужны наследники. И отец
нашёл ему жену, из магов, сильную и красивую. Только вот долг и
любовь оказались разными вещами. Так и не добилась взаимных чувств
от Светлояра жена, а Лыбедь погибла через год, закрыв собой прорыв
магических зверей. От неё ничего не нашли. Осталась лишь записка,
которую Светлояру передала его мать. Слов там было немного: «Зря ты
решил всё за нас, ты ошибся». И это окончательно подкосило мага.
Волхв закрылся ото всех. Светлояр знал, что не мог ошибиться: он
поступил как до́лжно, ради рода. Это Лыбедь ошиблась, не было у них
общего будущего. Если она всё знала, то почему не видела день своей
смерти? А если видела, зачем пошла? И вот сейчас немолодой волхв
наконец-то увидит, что и предсказательница могла ошибаться. И
может, тогда станет легче.