Пикли судорожно сглотнул. Про отдел доставки ходили разные слухи. В двух галактиках праздники не заканчивались никогда, поэтому и выходных у курьеров не было. Романтика путешествий между мирами обрывалась на необходимости доставлять порой непредсказуемые вещи в самые ужасные и опасные места. Добавить к этому экономию на транспортных средствах, и вы получаете ржавые корабли, дребезжащие при переходе от одной планеты к другой, вечно пьяную команду и никакой защиты даже на опасных для жизни планетах.
– Старайтесь лучше, мистер Пентс, – девушка развернулась и ушла, а над головой Пикли вновь появился его сосед.
– Жутко, да? – кивнул он в сторону уходящей девушки. – С виду тихоня, молоденькая девчонка, а как доходит дело до наказаний – уух, – он сжал кулаки, – камень в порошок сотрет. Так что ты не косячь, иначе кранты. Осторожнее с маленькими детьми и с пожилыми дедушками и бабушками. Первым провал в дате обернется слезами и тем, что на следующий год этот подарок будет не нужен. Вторые могут просто не дождаться, – и он опять исчез за своей стойкой.
– Опять жрешь? – над моим ухом раздался недовольный голос Феклы.
– Заедаю стресс, – проговорила я, пытаясь попасть бутербродом в рот, минуя заросли бороды и усов, намертво приклеенных к моему лицу. – Можно хоть во время еды ее отлепить?
– Не смей! – прикрикнула на меня Фекла. – До конца дня будешь так ходить.
Я страдальчески взглянула на нее.
– И не строй мне глазки, не поможет. Сама напортачила, сама и выкручивайся. А бороду отлеплять не дам, пока во всех группах праздники не проведешь. И кончай есть, а то шуба не застегнется.
– Она и так не застегивается, – пожаловалась я, показывая ремешок, еле завязывающийся на один узелок.
– Тем более. Стресса у тебя нет, повода грустить тоже. Так что натягивай улыбку и вперед – веселить детей.
– У меня перерыв, – заныла я. – Пока там все танцуют и поют, имею полное право подкрепиться.
– В дверях не застрянь, когда выходить из кухни будешь, – зло прошипела Фекла, выскакивая за дверь.
Вот как ей удается в ее-то сто с лишним лет, выглядеть как в двадцать. Ну ладно, в тридцать. Но все равно, видя, как она дергает взрослых дяденек и тетенек за щеки, вспоминая, как они у нее на горшок ходили, а теперь приводят своих детей, невольно начинаешь подсчитывать ее возраст. И запинаешься годах на шестидесяти, потому что дальше считать становится страшно.