– Дядя Аик!
Поднимаю голову. Стоят наверху. Все трое. Ева в своем порванном
комбинезончике. Места разрывов шарфами перемотаны. Оригинально
смотрится...
Вылезаю наверх. Вытаскиваю лестницу. Все мы смотрим вниз. Первой
начинает плакать Ева, за ней Андрюшка. Последней вступает Настя. А
у меня слез нет. Ком в горле стоит - это да. А слез нет. Все
забивает усталость. Даже боль от смерти Эли... Хотя нет. Стоило
вспомнить последнюю судорогу девочки на моих руках и ее
стекленеющий взгляд... Боль вернулась. И глаза заслезились.
Нагнувшись я подхватил комок мерзлой глины, раскрошил его в
руках и бросил вниз. Повернувшись к детям требовательно посмотрел
на них. Настя сообразила. Всё еще всхлипывая - тоже подобрала комок
земли и кинула вниз. А вот мелкие никак. Только ревом
заходятся.
– Уводи детей, Настёна, - попросил я, берясь за лопату
– Нет. Не надо! Не закапывай - блажил Андрюшка, пуская пузыри из
носа.
– Мама... Мама.. - вторила ему Ева.
Настя обняла их обоих, прижав к себе и, хотя сама ревела, все же
пыталась как-то успокоить малышей. Я же разозлившись начал засыпать
могилу. Причем быстрей, быстрей. Не надо долго длить это мучение.
Ну засыпать не копать. Пусть и сил уже нет никаких, но все равно не
сравнить. Копал я часов шесть-восемь, а засыпал все минут за
пятнадцать.
– Летом, когда тепло станет, мы еще земли принесем сюда. И еще.
И еще. Курган насыплем высокий. Выше домов. На нем будет травка
расти, а на самом верху мы маленький домик поставим. Часовню. Чтоб
в любой момент мы могли прийти сюда и посидеть в ней. Родителей
вспоминая. Говорят - если часовню поставить, то в ней можно даже
иногда увидеть умерших...
Я говорил и говорил. Тихим, монотонным голосом. Без
эмоционально. Без пауз. Сам не знаю, что я нес, но, вроде,
помогало. Гляжу - потихоньку начали прислушиваться. Всхлипывают, но
слушают. Обнять бы их всех трех разом. Прижать бы к себе... Но
телогрейка... Грязь, кровь, трупы в ней кантовал... Да к черту!
Скидываю ее на землю, перчатки туда же. Холодно конечно, но сейчас
так надо. Сам становлюсь на колени, становясь почти одного роста с
мелкими, и притягиваю их к себе, продолжая наговаривать какую-то
успокаивающую чушь. Ева доверчивым мышонком как всегда утыкается
мне куда-то в подмышку. Андрюшка же с противоположного боку,
напротив - упирается руками, пытаясь вырваться. Но и я, и Настёна с
другой стороны держим крепко и, подергавшись, он замирает, только
продолжая трубно реветь. А Настя напротив меня стоит, тоже обнимая
всех и подняв лицо к небу. И только слезы бегут по щекам.