Ох, мать твою!.. Это что получается, если я упал максимально
неудачно и умудрился умереть...
То, стало быть, этот мир — загробный?!
Я еще раз посмотрел на Кону и еще раз обвел глазами комнату.
Нет, это точно не загробный мир. Для загробного мира тут все
слишком... Серое. Обычное. Я бы даже сказал «обыденное». Конечно, я
никогда не верил во всякие там котлы и вилы, но чтобы окружение
было настолько простым — это надо постараться.
Я поднял руки и снова осмотрел их, уже внимательнее. Исчезли с
пальцев многочисленные ссадины, полученные на тренировках, пропал с
правого запястья шрам от открытого перелома три года назад, да и в
целом руки выглядели моложе, чем раньше. Моложе и... холенее, что
ли? Как у пианиста.
И в целом тело ощущалось по-другому. Оно оно казалось легче, оно
двигалось быстрее. Любое мышечное сокращение происходило на долю
секунды раньше, чем я привык, и из-за этого действия были
непривычно быстрыми. Даже если бы предыдущих факторов было
недостаточно, это несоответствие точно убедило бы меня в реальности
всего происходящего. Серьезно, ну в каком сне может придти
осознание, что твое тело двигается и реагирует по-другому?
Значит, придется смириться с двумя неприятным фактами. Даже с
тремя.
Первый — я довыпендривался и умер.
Второй — я попал в другой мир.
И даже в другое тело. Судя по всему, более молодое и подвижное,
чем старое. Привычное старое во всех отношениях тело, которому
неврологи уже диагностировали начинающиеся позвоночные грыжи, а
многократно ломаные кости болели при каждом изменении погоды.
Эх, говорили же мне завязывать с паркуром и соревнованиями,
говорили же, что годы берут свое, а я все не слушал...
С другой стороны, плохо ли это? Мои золотые годы паркура прошли,
и золотых, да что там — даже серебряных медалей я уже давно не
брал, да и бронза стала редким гостем, все больше полуфиналы — и не
дальше. Как ни крути, а в тридцать пять уже нет возможности
тягаться с легкими и гибкими пацанами и девчонками, едва
справившими совершеннолетие. А ведь я больше ничего и не умел, по
сути — я даже из университет ушел, чтобы посвятить свою жизнь
тренировкам и соревнованиям. В итоге и семьей даже не обзавелся, а
все друзья, какие были, наоборот — уже десяток лет как бросили
турники, стены и грани и вовсю с детьми нянчатся.