Зря, зря он тратил всё своё
время на непутёвого первенца. Как же некстати. Правитель умудрился
вытащить трон из-под последнего царя династии Загве (что, кстати,
значило «от Агау»), сплотить могучий союз с Церковью и заложить
основы для объединения разрозненных земель, наследниц славы Аксума.
Полки Шоа поставили прочих негусов на место, и солнце воновь взошло
над многострадальной Эфиопией. А теперь все эти планы на будущее
практически рухнули из-за глупого мальчишки.
И теперь негус ходил по
монастырю, в котором вырос он сам, и молил Господа, чтобы его
непутёвый сын пережил последствия своего падения. Он сжал кулак.
Да, как отец Йикуно Амлак любил своего сына, но как правитель он
был разочарован. Ягба Цион предпочитал воинские забавы, вроде
верховой езды и махания саблей, исскуству правления. Та же охота.
Возможно, какой-нибудь правитель и радовался бы тому, что у него
растёт «настоящий мужчина», но негус, выросший в монастыре, как
никто другой понимал, что истинная сила царя не в его руках, а в
его голове. Царь — это не вождь дикарского племени, который может
позволить себе мериться удом и дубинкой с другим таким же вождём.
Царь должен мыслить о десятках городов, о сотнях соперников, о
многих тысячах подданных. Царь — стратег, а не солдат, и грош цена
тому правителю, что забывает об этом.
Мысли негуса нагаста вернулись
к стране. Давно прошли времена, когда грозный Аксум глядел свысока
на страны Красного моря. Побеждённые мусульманами аксумцы уже сотни
лет как практически оставили древнюю столицу и сместились от
побережья вглубь Африки, ближе к южным горам, оставив арабам
контроль над торговлей в Таласса Эритре. Упадок был долгим. Города
опустели, и потомки грозных повелителей моря кочевали среди гор, а
не волн.
Как ни странно, благодарить за
возрождение Эфиопии следовало не детей Аксума, а Лалибелу,
правителя из кушитской династии Загве. Этот негус, вступивший на
трон почти сто лет назад, сумел остановить медленное отступление
Эфиопов перед их исламскими соседями. Его угроза отвести воды
Голубого Нила от земель Судана и Египта до сих пор жила в памяти у
магометанских правителей. И не зря: столица Лалибелы Роха (что,
впрочем, уже носила имя прославленного царя), была усыпана
прекрасными церквями — свидетельством исскуства и мастерства
эфиопских зодчих.