Козеф, так звали лекаря, решил, что я потеряла память. И я уцепилась за эту возможность, рассказывать правду я боялась. Мне повезло, что он был сильным светлым, но без капли ментального дара. Мне посчастливилось попасть именно к этому лекарю. Мужчина оказался добрым замечательным человеком, мне такие до сих пор не встречались. Возможно, сказывался его возраст. Он уже всего добился и потерявшая память девушка не могла ему ничего дать. За лечение и еду я отработала, убираясь и помогая по хозяйству.
Но каким бы добрым не был Козеф, мне нужно было двигаться дальше. Жить на шее у постороннего мне человека я не привыкла. Да и лекарь стал все чаще заговаривать о семье и замужестве.
— Ты, девка ещё молодая, тебе бы мужика хорошего найти и все устроится, — в который раз сказал лекарь, посматривая на меня за ужином.
— Нет, — качнула головой. — Я уже была замужем, не нужен мне другой муж.
— Вспомнила? Где жила? С кем? — тут же ухватился за слова обрадованный старичок.
— Нет, деда, не вспомнила, кроме имени своего и не помню ничего, но замужем была, знаю, уверена в этом.
— В столицу тебе надо, — пожевав губы и тяжело вздохнув, поделился он мыслями, — девка ты молодая, рукастая. Подзаработаешь и к менталистам иди, они тебе быстро память-то воротят.
— А почему в столицу? — удивилась такому повороту разговора.
— Так не любят они по деревням-то селиться, — спокойно ответил старичок. — Что им у нас делать-то? Вот в столице всегда работа найдётся, а ещё там академия есть, и если повезёт, договориться можно с выпускником, дешевле будет его работа стоить. Только ты молодых-то не проси, курс четвёртый, пятый. А то необученные шалопаи лишь хуже сделать могут. Не экономь на своих-то мозгах. Девке они, конечно, не особо нужны, но и совсем блаженной-то быть, поди, не хочешь?
И, вроде, не гнал меня Козеф, но я не стала испытывать судьбу и отправилась в столицу. Лекарь прав, работы там всяко больше, чем в деревне.
— Валерика Нежинская, — я так уплыла в свои мысли, что не заметила как мы доехали и карета остановилась, а главное, открылась дверца и руку мне протягивал не кто иной, как сам император.