Довольно мерзко усмехнулся, правду сказать.
— Давай сюда, — старуха протянула руку.
— Сначала — работа, — отрезал Робби.
— Ну и проваливайте тогда. Тебе нужнее. Мне всё равно, где
дальше небо коптить, это тебе потом с родителем объясняться.
Старуха повернулась и уже хотела захлопнуть дверь прямо перед их
носами, но Робби опомнился.
— Госпожа Мэг!
— Что ещё?
— Забирайте.
Он вложил кольцо ей в ладонь и смиренно склонил голову.
— Заносите, — колдунья широко распахнула дверь своей хижины.
Катерина Петровна умерла в своей квартире. Головная боль
беспокоила её уже три дня, обычные лекарства не помогали, и даже
укол, который поставил врач со «скорой», не возымел никакого
действия. Голова болела всё сильнее, а потом всё равно что
разбилась в осколки.
Катерина Петровна ждала, что будет тоннель, о котором ей
говорили в мистических программах по телевизору, или ещё какая
штука, но она почему-то оставалась в своей спальне. О таком,
вообще-то, тоже говорили — на одну коллегу однажды напали утром по
дороге на работу, первый урок-то в восемь, и зимой — ещё темно. И
вот эта коллега, Сталина Николаевна, как раз и рассказывала, что
будто бы некоторое время смотрела на всё сверху — на свой дом, на
себя, лежащую на снегу, а смогла посмотреть на мир своими глазами
уже некоторое время спустя, когда вернулась домой.
Вот теперь и Катерина Петровна почему-то смотрела на всё сверху.
На своё лежащее тело, на сына Володю, с семьёй которого она жила
последний год — после первого инсульта, на его жену Анну, на
плачущих внуков, на суету и беготню, на все необходимые в таком
случае процедуры. Более того, когда тело увезли, она осталась.
Впрочем, некоторые знатоки посмертных ритуалов говорили, что три
дня душа находится с родными и в любимых местах, и даже зеркала в
доме занавешивают, чтобы бестелесная сущность не испугалась,
увидев, что не отражается. Анна зеркала завесила — слава богу,
додумалась, и эксперимент Катерине Петровне не удался. А она бы
попробовала.
Три дня она перемещалась по комнатам своей большой
четырёхкомнатной квартиры и наблюдала всю оргработу по своим
похоронам. Сказать правду, ей не очень-то нравилось то, что она
видела.
Одежду взяли не ту. Сколько раз она показывала — вот этот
костюм, серый, рабочую белую блузку и туфли — к нему! Какая голубая
блузка с рюшами? В горошек? Ума Анна лишилась последнего, что ли?
Ни вкуса, ни понимания! С Володи какой спрос, он мужчина, а вот
Анна могла бы и подумать!