Тёрн дернул меня сильнее, и мои пальцы, которыми я из последних сил продолжала держаться за перила дома и за свою прежнюю жизнь, разжались.
— Идем, — сухо произнес он. — Идем, Агата.
Он поволок меня за собой. Меня трясло от пронизывающего ветра, ноги окоченели, руки покрылись мурашками от холода. Я чувствовала себя грязной нищенкой. Да получается… я и была теперь нищенкой. Без дома, без семьи.
За что они так со мной? Почему бросили? Почему отдали этому чудовищу? Еще минуту назад я боролась изо всех сил, но теперь побрела вперед, утопая в черной весенней жиже. Переставляла ноги, точно механическая кукла.
Это неправда. Это не может быть правдой. Это не со мной.
Споткнулась, упала, попыталась подняться и вся перепачкалась. Я знала, что все смотрят на меня. Слуги, родители, братья и сестры. О чем они думают сейчас, глядя, как я стою на коленях в грязи?
Я все-таки сумела встать, но сделала только два или три шага. Сознание помутилось от нереальности и несправедливости происходящего. В глазах потемнело, и я впервые в жизни упала в обморок.
2. *** 2 ***
Первые секунды после того, как я пришла в себя, я чувствовала огромное облегчение.
«Какой яркий сон, — думала я. — И такой жуткий! Все, больше на ночь пирожных не ем!»
Мне было так хорошо и легко лежать в полудреме. Но потом я почувствовала, что ступням холодно от того, что я лежу в мокрых чулках, а когда ощупала подушку под головой, то вместо шелковой наволочки обнаружила грубое суконное одеяло, свернутое в несколько раз.
Я боялась открывать глаза, но сколько можно оттягивать момент… Вздохнула поглубже и огляделась.
— Мамочки… Мамочки…
Я снова и снова звала маму, будто стала малышкой. А ведь я старшая в семье и привыкла быть самой взрослой и ответственной. Но сейчас вся моя взрослость слетела с меня, словно шелуха.
Я была совершенно одна в крошечной комнатке, больше напоминающей чулан. На полу вдоль стен расположились сундуки и ящики, на полках стояли банки и ларцы. На узкую лавку, заменившую мне постель, был брошен тонкий тюфяк, слежавшийся от времени. Он был накрыт рогожей, в изголовье лежало грязно-серое одеяло. И непонятно было, то ли оно изначально такого цвета, то ли стало таким с течением времени. На полу валялись комки пыли вперемежку с обрывками бумаги и прочим мусором. На окне вместо занавески висела пожелтевшая тряпица.