Томас не сразу сообразил, о ком речь, и заминка его не осталась незамеченной.
- Ага, не помнишь… молод еще… где ты тогда был? В патрульных? А я вот… поставили… тоже понаехало… лучшие из лучших. И что в итоге? А ничего… как был, так и сгинул. Оказывается, что не вполне и сгинул. И значит, тоже понаедут, будто у нас своих людей мало.
Это было произнесено с обидой.
- Но наше дело маленькое, сказано отправить кого в Долькрик, вот и отправим, раз уж ты местный.
Зубы заныли.
И спина.
И во рту появился горький-горький вкус воды, от которой все тело становилось тяжелым, будто чужим. И по нервам ударил страх.
Нельзя возвращаться!
Никогда и ни за что… нельзя, иначе будет плохо… кому? Томасу. Или другим? Других не осталось. Отец умер пять лет тому, и на похороны Томас вновь не явился, хотя и отправил сотню баксов. Но с точки зрения Дага сотня баксов – это мелочь, а Томас – неблагодарная скотина.
Да.
Так и есть.
На редкость неблагодарная. Но, верно, где-то он крепко согрешил.
- Побеседуешь с местными. Поглядишь, что к чему… заодно и проверишь одного типа. Вернее его родственничков. Нужно будет получить согласие на…
Голос мистера Аштона гремел, как волны в преддверие бури. И сквозь него доносился хохот Берта. Что, Томми, опять трусишь?
Сцыкло ты, Томми.
Надо же, столько лет прошло, я давно умер, а ты все еще сцыкло. Только и способен, что мамочке жаловаться… или нет?
Решай.
И поскорее.
- Вы меня слушаете? – мистер Аштон сдвинул седоватые брови и дернул себя за ус.
- Да, конечно, - солгал Томас. – Когда выезжать?
- Вчера. Еще вчера…
Изумруда вынесло к побережью на третий день после бури. Им повезло, что та пришла с севера. Похолодало резко. И холод этот инеем лег на камни, прихватил робким ледком побережье, слегка отпугнув хищников. Тех, которые обыкновенные. Людям холод не помеха.
Забравшись на скалу, я смотрела, как суетятся внизу сборщики. Вон синий фургон института перекрыл единственный подъезд ко всеобщему негодованию. Старик Молчинский размахивает руками, и ветер доносит обрывки слов, большей частью матерных. Он рассчитывал на хорошую добычу, но институтские, поправ все неписанные правила, делиться не собирались. Они уже заарканили драконью тушу, вбив пару якорей в окрестные скалы, и теперь разделывали ее. Следовало признать, что работали они слаженно.