Он бросил бы мотоцикл во дворе. Краги в коридоре. И куртку там же. Он принес бы запах пива и виски, который пропитал не только его, но и одежду. А следом появился бы сладковатый аромат травки. К ней Билли пристрастился давно. И если бы я поняла…
Я потерла занывшие ребра.
Переломы давно срослись, как и все предыдущие. Нож отправился в сапог, а я обернулась. Дом пуст. Темен. Страшен, как я слышала. В нем больше не осталось мужских запахов, даже в убежище, куда отправились вещи Дерри.
Никого здесь нет.
- Никого здесь нет, - повторила я вслух, но получилось не слишком убедительно. – Уна, возьми себя в руки.
Руки дрожали.
Я сильная женщина? Слышала и такое, от мисс Уильямс, которая до сих пор работает в школе, пытаясь воздействовать на умы и души местных туповатых детишек. Сильная… сильная не дрожала бы сейчас, закусив губу до крови.
И сумела бы поставить ублюдка на место.
Сильная не связалась бы с подобным Биллу. У него на лбу написано было, что он ублюдок и вообще… сильная не позволила бы избивать себя.
День за днем.
Час за…
Буря плакала. И я тоже. Я стояла, сжимая в руке хвост от чесночной колбасы, и терла, терла слезящиеся глаза, убеждая себя, что это песок виноват.
Местный песок вреден для глаз, и когда буря закончится, я поеду к Нику, пусть посмотрит.
Я вздохнула и, всхлипнув в последний раз, сунула колбасу в рот.
Никуда я не поеду.
И песок не при чем. И вообще… мама права, я ничтожество, которое появилось на свет по ошибке. А хуже того, задержалось на этом свете.
Этого не исправить.
Во всяком случае, у меня не хватит смелости.
2. Глава 2
Глава 2
Кофейный аппарат вновь сломался, окончательно убедив миссис Облонски в собственной незаменимости. И осознание этого факта заставляло ее сильнее вытягивать шею, и без того длинную, бледную, стиснутую лентой кружевного воротничка. Кружевными были и манжеты блузы, выглядывавшие из рукавов форменного пиджака, который напрочь лишал и без того плоскую фигуру миссис Облонски всякого намека на женственность.
Ее это возмущало.
Примерно так же, как возмущали лодочки на низком каблуке, бесцветный лак и необходимость мириться с кофейным аппаратом, в котором миссис Облонски мерещился конкурент.
Она скривилась.
Изобразила улыбку, совершенно неискреннюю. И мягким, совершенно несообразующимся с костлявой ее фигурой, голосом произнесла: