– Да нет, – сказал Зеев. – Иногда шум долетает – у них трое детей, и живут они прямо над нами. Но в последнее время главные крикуны – это вроде как мы.
Он улыбнулся и подумал, поняла ли собеседница, что он имеет в виду. Ее голова была склонена над лежащей на коленях пластмассовой дощечкой; взгляд устремлен на листок бумаги, как у близорукой ученицы на контрольной.
– Мы переехали сюда чуть больше года тому назад, перед рождением Эли, – продолжил рассказывать Зеев. – Раньше жили в Тель-Авиве, да я и сейчас работаю в Тель-Авиве. Преподаю в городской гимназии «Алеф», возле «Синематеки», если вы знаете, где это.
– И какое у вас сложилось общее впечатление от этого подростка – что он хороший мальчик? Или у вас с ним случались конфликты?
Блин. Она не выслушивала даже ответов на обычные вопросы, которые сама же и задавала!
– Ни в коем случае. Я же сказал вам, он производит впечатление приятного и замкнутого парнишки. – Зеев с минуту поколебался, а потом снова бросил взгляд на кухню и добавил: – Я знаком с ним гораздо ближе, чем просто по-соседски.
Лиат не подняла головы. Она продолжала писать.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что в течение четырех месяцев давал ему частные уроки по английскому языку.
– И какой он был?
– Что значит, какой он был? Вы имеете в виду, какой он был ученик?
– Какой ученик, какой человек, какое он производил на вас впечатление…
Этот повтор слова «впечатление» вызвал у Зеева усмешку.
– Такое впечатление, что он парнишка, который серьезно хочет учиться. Но что английский – не самая сильная его сторона. Мальчик он деликатный и приятный. Замкнутый, как я уже и сказал. Вы можете представить, что я сталкиваюсь с большим количеством подростков, но Офер – он особенный. Мне кажется, что между нами установился тесный контакт.
– И он не говорил вам о том, что хочет сбежать? Может, о суициде? О проблемах в школе?
– Никогда. Мы в основном говорили о его занятиях, а на английском он ничего не говорил ни о суициде, ни о побеге.
– То есть вы хотите сказать, что проблем у него не было?
– Этого я не говорил. Я сказал, что мы про это не говорили. А можно спросить, почему вы употребляете прошедшее время? Это как-то страшновато.
– Нет, извините, – сказала Манцур, – это просто форма речи.
Тут она поднялась с кресла и добавила: