Медицинские бараки под контролем и
надзором старшего санитарного инспектора Найденова за городом опять
же строили. Их, до поры, до времени в карман не спрячешь, всем они
видны – приходи любой желающий любоваться.
Аркадий Аркадьевич по три часа в
сутки, не больше, теперь мог себе поспать позволить, везде глаза да
глазки его нужны были. Строили то бараки нанятые по объявлению
работнички, а среди них те ещё специалисты своего дела были. Один
из бараков даже надумал под тяжестью своей крыши рухнуть, день не
простоял.
Старший санитарный инспектор велел
его руины разобрать и полностью вновь возвести. За данную работу ни
монетки его строителям распорядился не платить, а только плетьми
угостить, а если такое повториться, то он уже не так говорить с
горе-плотниками будет…
Некоторые горожане людям в черном не
верили, тогда они вперёд плюгавенького мужичка выталкивали.
- Расскажи-ка, что в поселениях,
которые за болотами, теперь творится…
Мужичонка красные, как от недосыпу
глаза тёр и противненьким голоском начинал…
- Как, что… Народ бунтует,
начальство, врачей и санитарных инспекторов бьет, бараки эти
проклятые поджигает, из гробов, кто в них не помер, заколоченных
живьем вытаскивает…
- Слышали? Ты ещё расскажи, что с
самим тобой было. – тычут под бока мужичонку люди в черном.
- Ножами надо запасаться, народ. Как
только кто из врачей или санитарных инспекторов на улице появится –
ножик им и в бок… - мужичок опять тёр свои глаза и продолжал. –
Возвращался я в Северном из трактира в гостиницу, никому не мешал…
Слышу, сзади – скрип, скрип… Оборачиваюсь – телега. На ней двое в
медицинских халатах. В руках железные крючья. Зацепил таким меня
один и ну в телегу тянуть. Не устоял я против их двоих – связали
меня, на телегу бросили… Пока везли, а везли меня в медицинский
барак, хмель из меня весь вышел, начал я брыкаться, но где мне
против таких здоровущих. Они то жалованье хорошее получают, сытые
всегда, а я – всё впроголодь…
Мужик тут замолкал и слезу из себя
выдавливал.
- Пробовал кричать, так рот мне
тряпкой заткнули. Привезли в барак, снова начал я брыкаться, но
куда там… Подскочило ещё ихних в белых халатах с десяток, одежду с
меня содрали и бросили в ванну. Разум у меня тогда помутился и что
со мной делали дальше – не помню. Как очнулся и открыл глаза, вижу
– лежу в гробу весь извёсткой засыпан… Холодно ещё мне и в глазах
щиплет… - мужичок на свои красные глаза показал. – Тихо кругом. Сел
я в гробу, огляделся. Кругом – гробы, гробы, гробы… В каждом мужик
или баба, все как я голые и известью посыпаны. В некоторых –
деточки малые… Сижу в гробу, башкой верчу, думаю, как мне отсюда
убежать. Тут в соседнем гробу молодой парень зашевелился, руками о
край его оперся и тоже сесть пытается. Меня увидел и спрашивает –
жив ли он? Жив, жив, говорю. Стали мы с парнем тем советоваться,
как нам отсюда убраться. Сейчас прямо если бежать надумаем –
поймают и тогда уже не жди пощады. В окошечко я посмотрел – как бы
вечереет. Решили мы с парнем ночи дождаться и по темному времени
сбежать. В помещении же, где гробы стоят, то тут, то там стоны
слышатся, а новые гробы всё подносят и подносят. Какие уже
заколочены, а какие как у нас с парнем – даже крышками не прикрыты.
Мы, как заслышим шаги – сразу притворяемся мёртвыми и не дышим
даже. Так до ночи и долежали. Темно стало. Тихо-тихо прокрались из
сарая на волю. Стоим, озираемся… На наше счастье – никто нас не
заметил. Смотрим – рядом луг начинается. Мы ползком к нему и
пробираться начали. На наше счастье и доползли. Голые, все в
извёстке в гостиницу бежать бросились, там наших не мало было.
Рассказали, каким чудом спаслись. Тут все пошли народ собирать, а
уже через час побежали в барак людей, кто жив ещё, из гробов
освобождать. Ух и потешили уж тогда свои душеньки. Первым делом
лекарей стали жизни лишать. Не много, трое всего их было, но все –
сильно живучие. Ударишь его ножом в бок или в грудь, кровища из
него хлещет, а он стоит, даже не пошатнётся… Пока голову не
отрежешь – всё брыкается… В одного я даже из пистолета стрелял –
пять патронов потратить пришлось, всё не умирал собака… Хорошо,
кто-то из наших его ломом по голове огрел, тогда только он и
успокоился навеки. Потом уже пошли освобождать людей из гробов.
Открываем крышки, а многие ещё и дышат! Живыми их в гробы
заколотили! Трясти их начали, а они в себя приходят, плачут, блюют…
Начали тогда мы их водичкой отпаивать. Многих и отпоили, к жизни
вернули. Стали жечь тогда барак, а кто жив ещё в белых халатах был,
всех их в огонь и побросали. Они выбежать пробуют, а мы их обратно
заталкиваем…