– Сейчас доложат. Я задачу поставил.
Словно прочитав его мысли, в ворота хранилища зашел
комбат, что при «Трассерах». Подполковник Дружев, снаряженный в
боевую экипировку, поправил лямку на ремне кевларового шлема и
обратился к Булычеву:
– Товарищ генерал, дана команда триста тридцать три.
Шарахаются, суки, там же, где и в прошлый раз, но прямого
столкновения пока нет. Ни танков, ни прочего не видно. Мое
мнение – это перегруппировка перед ударом. Через час
вдарят. Было уже такое.
– Спасибо, – ровным голосом ответил
Булычев, словно речь шла об электричке, которая
опаздывает.
– Товарищ генерал, когда уж Северный мост барьером
накроют? Тяжело его постоянно стеречь. С барьером-то
сподручнее.
– Как только, так сразу, – ответил
начальник, не шевельнув ни единым мускулом на лице.
– Разрешите идти? – спросил комбат,
скрипнув зубами.
– Идите.
Там сейчас люди свою жизнь подставлять будут, а этот даже
слов хороших не нашел.
Генерал снова взял телефон в руку и застыл, прикрыв при
этом глаза. Аппарат пиликнул, и Булычев резко поднес его к
уху.
– Где? – коротко спросил
он. – Юго-запад, значит. Какие еще сведения? Я понял,
спасибо.
Я перехватил другой рукой мешок с экипировкой, что нам
вручили, и повернулся к выходу. Краем глаза отметил, что генерал
опять вскинул телефон на очередной звонок.
– Бросай, – произнес он, и я не сразу
понял, что он обращается ко мне.
– Что случилось, товарищ генерал?
– Дерьмо случилось, вот что. Поехали.
К ангару подъехала служебная машина и, только мы вскочили
в нее, рванула с места, цепанув защитой двигателя лежачий
полицейский. У выезда из городка нас ждал экипаж военной
автоинспекции, который, включив сирену и проблесковые маячки,
помчался впереди. Генерал ничего не говорил по пути, да и ехать
пришлось недолго.
Вышли у квартала с элитным жильем. Там уже ждали два
взвода ОМОНа во всеоружии и со служебными собаками.
К нам подбежал плечистый прапорщик, коротко отдал воинское
приветствие.
– Он там.
В подтверждение его слов на втором этаже разбилось стекло,
и черное существо, схожее с человеком, выглянуло в окно. У него все
было от человека – и комплекция, и тугие узлы мускулов, и
движения. Только голова отличалась. У него не было лица, волос,
ушей и прочего, лишь три большие черные полупрозрачные, как
икринки, сферы размером с теннисный мяч. Они были плотно прижаты
друг к другу и утоплены в подобие лица, как вертикальные секции
неработающего светофора. Икринки-мячики прикрывались единой
стекловидной массой, как маской биологической защиты.