- Ох, ни хрена себе! Вот это голос, я почти кончила, - заявляет Нина.
- Эй, это вообще-то мой мужик, а ты глубоко замужем! – игриво отталкиваю Нину от себя и встаю с кровати.
- Да я не претендую. Неизвестно, что хуже. Властный гад или шизофреник. Приступы моего мужа – временное явления, а вот такой характер и доминирование — это навсегда, и такие мужики не меняются.
- Это ты все по голосу определила? - открываю шкаф, снимаю с себя футболку, отшвыривая ее на кровать, и рассматриваю одежду. На мне белые трусики — значит, наряд тоже будет белым, решаю я и выбираю платье с открытыми плечами. Платье не подразумевает бюстгальтера, и я с удовольствием его надеваю. Ткань приятно облегает фигуру и выделяет грудь. Открываю комод, надеваю цепочку с рубиновой подвеской, которая красиво ложится в ложбинку между грудей.
- Фигура у тебя, конечно… - с нотками зависти произносит Нинка, валяясь на моей кровати. - Вот как у тебя это выходит? Ты ешь столько вредного.
- И это не проходит бесследно, поверь мне, я уже прибавила в боках.
- Пфф. Ничего ты не прибавила. А я только посмотрю на сладкое и уже толстею, - смеюсь, протирая лицо освежающими салфетками.
Болтаю с Никой, нанося косметику, пытаюсь сделать прическу и уложить волосы на бок. И совершенно забываю про время. Надеваю чулки, туфли, наношу духи и осматриваю себя в зеркало. Я пьяна и меня тянет на приключения. Хочу Глеба Александровича с его властными замашками.
- Нин, ты оставайся у меня сколько нужно. Ну… пока Иван не придет в себя, - подруга кивает и наливает себе ещё вина.
- Покажи там этому гаду, - смеётся Нинка, - и домой можешь сегодня не возвращаться, - кричит она мне вслед.
Спускаюсь по лестнице и глубоко дышу, пытаясь отрезветь. А потом отпускаю себя, понимая, что ничего не выйдет. Выхожу из подъезда, осматриваю темный двор, выискивая машину Глеба. Вздрагиваю от сигнала с правой стороны и вижу, как из синего «Мерседеса» выходит Романов, направляясь ко мне. Сегодня он другой, в бежевом джемпере, черных джинсах и расстёгнутой куртке. Глеб Александрович не такой официальный и, я бы сказала, уставший.
- Ты опоздала на двадцать минут, - спокойно констатирует он, вставая рядом со мной.
- Я женщина, и время для меня относительно, - усмехаюсь я.
- Если тебе нужно больше времени, ты должна была сказать сразу. Ненавижу ждать, - я могла бы обидиться, если бы Романов не произнес это очень тихо и устало.