Кожаная тряпка и правда облегала бедра так плотно, что наверняка сковывала движения, а когда эльф обернулся, я догадалась, что и спереди она ему все пережала. Эльф безуспешно попытался подтянуть штаны, пояс которых заканчивался аккурат на середине ягодиц, так что я невольно успела полюбоваться и двумя ямочками на пояснице, и вертикальной ложбинкой задницы.
Мадам Пим-глоу явно знала, что делает, а ее «Шипы» недаром снискали славу самого популярного мужского борделя в Имании: одетый эльф выглядел сексуальнее и порочнее, чем полностью голый.
Взгляд то и дело соскальзывал к тазовым косточкам, к верху обнаженного лобка. К своему стыду, я никак не могла перестать думать о том, что граница ткани проходит у самого основания члена, сдавленного штанами. Если пленник вдруг каким-то чудом испытает возбуждение, то в такой одежде оно причинит ему даже не дискомфорт — настоящую боль.
— Смотришь. Нравится, — скривился эльф, сложив мускулистые руки на груди. Ошейник на его горле тускло сверкнул в полумраке.
— А вот и нет, не нравишься. Предпочитаю брюнетов.
Я не соврала. После того, как Древний попытался меня задушить, в его присутствии я испытывала тревогу, а не сексуальный интерес. Что, впрочем, не помешало мне отметить привлекательность нового экзотичного курто.
Пленник недоверчиво прищурился и едва заметно повел бедрами, пытаясь ослабить давление в паху. Очень неудобные штаны. Очень. Я ему искренне сочувствовала.
За спиной скрипнула, открываясь дверь, и, к моему удивлению, в комнату вошла мадам Пим-глоу, увидеть которую я ожидала не раньше вечера.
— О, да у тебя получилось его одеть! — воскликнула хозяйка борделя. — Молодец, милочка! Делаешь успехи.
Я чуть наклонила голову, благодаря за похвалу.
— Планы изменились, — продолжила мадам, пристально разглядывая пленника за решеткой. — Появилась клиентка, любящая объезжать таких вот строптивцев. Ей чем горячее нрав, тем лучше. Хочет оценить нашего зайчика.
В наступившей тишине раздался отчетливый скрежет зубов. Брови эльфа сошлись на переносице. Ноздри раздулись. Синие глаза полыхнули яростью.
А я… запаниковала. Ну нельзя же так с живым существом! Нельзя! Это же насилие!