Из комнатушки вела не менее странная дверь, как и все тут.
Невысокая с полукруглым верхом. Такие я видела только в кино про старые
времена. Наверное, это здание стилизованно под старину. Вон, даже колбы на
столе какие-то несовременные, пузатые из затемненного стекла. А есть даже
глиняные. Один горшочек я приоткрыла и сунула в него свой любопытный нос. Ох,
как зря! Чихала я потом и растирала слезы по щекам минут пятнадцать. Что же за
гадость так может пахнуть?!
Когда вернула себе зрение и нюх, я решила предпринять
небольшую вылазку. Должна же я выяснить, где нахожусь. Кроме того, мне срочно
понадобился туалет, который я и разыщу в первую очередь.
Дверь открылась без скрипа, и я ступила на небольшую
площадку, с которой вниз вела винтовая лестница. Я бы ее не увидела и,
наверное, сломала бы себе шею, если бы не еще один факел, освещавший площадку. Очень
низко надо мной нависал куполообразный потолок. По всей видимости, я находилась
на самом верху какой-то башни. Ох уж эти любители старины! У них тут даже
электричества нет. Как они тут живут или работают?
Ноги мои совершенно
закоченели от соприкосновения с камнем, из которого тут было все, казалось.
Коме того, по полу сквозило так, что колыхались полы моей сероватой сорочки,
доходящей до щиколоток. И почему в больницах дают сорочки, но не прилагают к
ним халаты? От одного такого, желательно махрового, я бы сейчас не отказалась.
Кожу уже покрывали мурашки, но я продолжала спускаться по лестнице, пока не
дошла до площадки побольше. С нее вели уже четыре двери. И тут горел еще один факел,
освещая дальнейший спуск.
Останавливаться я не стала, решив, что за дверью такие же
палаты и спящие пациенты. Третья площадка была последней. Лестница закончилась,
и начинался коридор, в конце которого я разглядела более яркий, нежели от
одинокого факела, свет. На него я и пошла. К тому моменту мои естественные
потребности заявили уже с такой силой, что я едва сдерживалась, так и не
обнаружив уборную.
Коридор вывел меня в просторную залу, освещенную несколькими
факелами и свечами в старинных массивных канделябрах. В резном кресле с высокой
спинкой сидел белобородый старец и внимательно вчитывался в толстый фолиант,
раскрытый примерно посредине. Казалось, мое появление осталось для него
незамеченным, но уже в следующий момент я встретилась взглядом с пронзительными
голубыми глазами, в которых плескалось изумление.