В тот момент мне было не до особых раздумий
о происхождении гуманоида. О том, кто он такой,
откуда тут взялся. И уж тем более не до того, чтобы
рассматривать едва виднеющееся лезвие чуть изогнутого клинка, почти
целиком погруженного в еще вздрагивающее тело.
Я не понимала, что оказалась далеко
не в черте города. Не соображала, что случилось
и как такое вообще стало возможным. Я оглядеться-то
как следует не могла, потому что неотрывно смотрела
в чужие, подергивающиеся мутноватой пеленой, но все еще
живые глаза. И потому, что этот взгляд завораживал,
гипнотизировал, обволакивал со всех сторон, как вязкая
патока. И куда-то утягивал, утягивал, утягивал…
Мне даже в голову не пришло поинтересоваться,
чем он занимался в тот момент, когда я свалилась
на него, как снег на голову. Но, согласитесь,
трудно представить себе позу, в которой должно было застать
его мое появление, чтобы я… упав почти вертикально… вдруг сумела
так четко впечатать этот клинок по самую рукоятку.
Как ни крути, я должна была красивой незнакомкой
свалиться ему прямо в руки, оттянув их до самой земли.
Выбить нож, на худой конец. Сломать что-нибудь.
Или шарахнуть аккуратно по темечку, гарантированно
отправив в нокаут. Но нож… не дурак же он
направлять его на себя?! Причем именно тогда, когда я изволила
пролетать мимо?!
Впрочем, он уже умирал. Это было ясно без слов.
Он действительно умирал и, кажется, был этим фактом
весьма недоволен.
Вдруг кто-то внезапно рявкнул за моей спиной, одновременно
дернув меня за плечо.
Я охнула от внезапной боли – такое впечатление,
что мне что-то сломали! – но оторваться
от гуманоида все равно не смогла. А он будто
почувствовал мое стремление отлепиться от него – вдруг
выбросил вперед изящную кисть с удивительно длинными,
по-паучьи тонкими пальцами, клешней сомкнул их на моем
запястье и буквально впился глазами мне в лицо, что-то
шепча на совершенно незнакомом наречии.
Левую руку тут же обожгло холодом. Но не простым,
а каким-то нехорошим, мертвым. Так, бывает, стоишь ночью
у окна, чувствуешь, как со спины ласково овевает
тепло жилого помещения, а потом смотришь на черные небеса
и ежишься от смутного ощущения, что и они тоже
смотрят в ответ. Недобро так, оценивающе, с холодным
интересом. Вот и сейчас: мне вдруг показалось,
что через это прикосновение умирающий нелюдь тоже меня
изучает. Слышит мое смятение, чувствует зарождающийся страх, читает
мысли, копается в воспоминаниях.