В открытое настежь окно струился молочный свет, неслись трели последних июньских соловьев. Почему они так надолго задержали свои свадьбы в эту весну, оставалось загадкой. Как и то, что они могли жить и размножаться в хилой рощице из недавно высаженных на склонах оврага лип и тополей, петь рядом с работающей дни и ночи фабрикой.
Мальчик подошел к широкой железной кровати, где поверх белой простыни лежал худой маленький человек. На тумбочке, рядом, на белом платке выстроились в рядок разноцветные, как в трубке калейдоскопа, награды фронтовика. Было душно, у Вадима кружилась голова, он не мог смотреть на белые холщевые кальсоны и рубашку с длинными рукавами, в которые одели отца. Тот молчал, ничего не говорил, смотрел на Вадима. Он даже руки не мог поднять. Только смотрел и молчал. Сын не знал, что делать, хотел заплакать или спросить: «Как это – умирает?».
Мама погладила голову сына, тихонько подтолкнула к отцу. Вадим наклонился и поцеловал умирающего отца в плечо. Круто развернулся и бросился к маме. Повис на шее, целовал лицо и, как в бреду, повторял: «Как умирает?! Зачем умирают, мама?! И ты умрешь, маа-маа…?!»
Она гладила волосы сына, молчала. По щекам текли слезы. В окно врывались сольные партии маленьких, неказистых с виду птах.
…Дождь на кладбище хорошо запомнился мальчику, мокрый лоб отца, накрытый саваном, в который он ткнулся губами. А потом всё: ни единой картинки об отце не сохранилось в его памяти.
Мама
…Внешне мать спокойно перенесла смерть мужа, на поминках изрядно выпила, пела тоскливо, с подвыванием:
Оха, оха,
Бис-с-с Васятки плоха,
Куда ни повернис-ся,
Кричат посторонис-ся…
Потом начинала плакать, навзрыд, роняя голову на руки, размазывая слезы по лицу. Успокоившись и выпив еще домашней браги, она как-то тупо смотрела на пятерых детей своих, старшему из которых, летчику, было чуть больше 20, младшему – восьмой год. Вадим ушел с поминок во двор, там его ждали.
– Ну, чо, принес браги? Чо так долго-то? Мать твоя давно забухала, а ты сдох со страху. Хезун маменькин, – орал Петька Молотилов, ученик вспомогательной школы для умственно отсталых детей. Его все звали Дебилом.
– С братом говорил. Вот он передал вам бутылку и конфет. Сказал, чтобы вы помянули отца.
– Брательник у тебя чо надо. Это не фраер, летчик…
И заорал во все горло: