Этот текст – в чистом виде начетничество. Отношение к традициям, преданиям и обрядам может быть различным. Исконные черты, свойственные евреям и отраженные в этой книге, наверно, найдут отклик у части читателей. Но все-таки Вл. Жаботинский, например, делал это лучше.
«Книга Иосифа» посвящена памяти покойной дочери писателя Лидии Шульгиной и проиллюстрирована ее композициями и рисунками. Есть в книге и возвращение в землю обетования, и соответствующие библейские и евангельские эпизоды, и ссылки на Писание, и опасения холокоста, но ее жанр трудно определим, потому что на библейские, хотя бы и неканонические, сочинения это тоже не походит.
Но главное здесь, скорее всего, не это, а опыт – опыт души, пережившей возрастные превращения. А уж насколько он нам пригождается, это каждому решать самому.
А. ИВИН
(опубликовано в «Литературной газете», с искажениями)
13. Соприродный феномен
Геннадий Кругляков. Слушая реки и травы: Избранное. – М.: Общество дружбы и сотрудничества с зарубежными странами, 2004. – 336 с.
Весьма необычно построена эта итоговая книга поэта и прозаика, томича Геннадия Круглякова: страницы воспоминаний в ней чередуются с избранными стихами из первых сборников, затем стихи разливаются уже полноводно, а заканчивается книга теоретическими размышлениями о творчестве любимых поэтов – А. Твардовского, Г. Иванова. В. Бокова. «Судьбу творческой личности определяет географическая среда: почва, памятные с малолетства приметы и очертания местности, воздух, вода, вкус лесной ягоды», – сразу же определяет он. Это не что иное, как кредо. Потому что и самые удачные стихи, и самые трепетные, ясные, самые осязаемые в своей детскости воспоминания характеризуются именно такой конкретикой. Со страниц воспоминаний и стихов предстает очень заземленный, тонко чувствующий человек, который и сам радуется, и других заставляет радоваться всему натурному, безыскусному, совсем выпадающему из мира условности и литературы. В этой чистоте поэтического взгляда – особое достоинство манеры: так умели писать Аполлон Майков, Некрасов (если что любил), путешественники, восхищенные красотой земли. «Над рекой и равнинами/ Легкий дул ветерок./ Сено легкими вилами/ Подавал я на стог».
Судьба складывалась так, что Г. Круглякову приходилось много перемещаться с геологическими партиями, а из этой склонности к бродяжничеству родились уже и многие стихотворные строки, и опыт. В те знаменитые годы, когда шел спор «физиков» и «лириков», он больше склонялся к физикам. Эта книга – опыт именно «слушания» земли, природы, опыт кочевого образа жизни, когда статическая красота природы кажется сильнее деятельности людей. Как раз из тех мест, из Центральной Азии, автор вынес все основные впечатления. Неяркий этнографизм и ритмическое однообразие все же сильно мешают автору: важно ведь уметь не только слушать состояния Натуры, но и с вдохновением выразить их в слове. Думается, однако, что этот сборник – не последнее, что услышит и произнесет Геннадий Кругляков.