− Как ты посмел? − спросила она и, не дожидаясь ответа,
повторила: − как ты посмел вести себя подобным образом со мной?
Разве я просила тебя о чем-нибудь? Разве я искала твоей помощи? Ты
обманом увел меня и держишь взаперти. Что тебе нужно?
− Я всего-навсего спас вас, госпожа, − глупее Элай себя никогда
не чувствовал: он оправдывался за то, что чуть не погиб, защищая ее
жизнь. Когда-то мама точно также восприняла его помощь. И это
сходство доставило ему куда больше боли, чем рана в боку. −
Оставаться на площади было опасно. Вас бы схватили и казнили вместе
с Лореданом.
− Не произноси его имени! Ты не имеешь на это право. Он погиб
из-за тебя.
− Я спустился в подземелье, спасти вас обоих, но опоздал. Я
ничем не мог ему помочь.
− Я всегда считала, что Лоредан поступает неразумно, доверяя
тебе, − холодно процедила она. − И вот ты предал его.
− Что за глупость? − Элай шагнул вперед, и Аурика отступила, не
позволяя расстоянию между ними сократиться. − Я сражался бок о бок
с ним. Я проливал за него кровь.
Боль в боку сделалась невыносимой, но он упорно ее игнорировал.
Куда важнее было объяснить Аурике, что в смерти Лоредана нет его
вины. Может, если она послушает, если хотя бы попытается понять, то
не будет смотреть с таким презрением. Он в состоянии многое
вынести, но не ее безжалостный взгляд. Его словно окатили ледяной
водой: по коже пробегал мороз, а зубы стучали от озноба. Элай
полагал причина тому ее ненависть, а вовсе не открывшаяся рана и
кровопотеря.
− Откуда мне знать, что не ты все подстроил? − Аурика скрестила
руки на груди.
− С чего мне тогда рисковать ради вашего спасения?
− Вдруг ты рассчитываешь на выкуп. Я из знатного рода, в
Гелиополе за мою свободу хорошо заплатят.
− Деньги мне не нужны, − отмахнулся Элай. − Я умею зарабатывать
себе на жизнь.
− Воровством? − брезгливо спросила Аурика.
Поразительно, до чего хорошо она его изучила. Буквально видела
насквозь. А ведь она всегда считала его пустым местом, не достойным
и мига ее драгоценного внимания.
Пока Элай размышлял над тем, как убедить Аурику в своей
непричастности к смерти солнечного, ее настроение изменилось сотый
раз за день. Гнев сменила черная волна скорби. Она накрыла ее в
доли секунды. Под ее тяжестью невозможно было дышать, как если бы
на грудь опустилась гранитная плита.