Следующим вечером они снова встретились с Мортом, и тот сказал,
что листовки снимут, но взамен Элай обязан докладывать обо всем,
что происходит в доме солнечного. Ему приказали завоевать доверие
Лоредана. Убийство до поры до времени откладывалось.
Элай наслаждался жизнью в особняке. Он и раньше не голодал, но
сейчас в его жизни помимо еды и выпивки появились чистая одежда и
накрахмаленные простыни. К последним он долго приноравливался. С
непривычки постель казалась жесткой и холодной.
Отношения с Лореданом крепли изо дня в день. Поначалу Элай
напрягался, завоевывая доверие, как ему было велено. Но скоро
понял: в этом нет нужды. Странный солнечный с его непостижимой
верой в людскую доброту безоговорочно полагался на него с той
минуты, как увидел. Элай только диву давался, как с подобными
взглядами, он до сих пор жив. Сложнее у ребенка конфету отобрать,
чем обмануть Лоредана.
Солнечный почти не бывал дома. Дела, большинство из которых были
связаны с Гелиополем, занимали все его время. Бывало, они целый
день напролет проводили на ногах, уставая под вечер так, что
пропадал аппетит. Но даже в самые напряженные дни Лоредан находил
силы на общение с женой. Вечером они устраивали посиделки на
веранде, купающейся в последних лучах заходящего солнца. Элай был
там частым гостем. Для него на веранде даже поставили стул –
Лоредан любил беседовать со своим новым другом.
Элай ценил эти драгоценные минуты. Для него это была
единственная возможность видеть Аурику. Он не смел заговаривать с
ней. Подойти к ней ближе, чем на несколько метров, было кощунством
с его стороны. Все равно что приблизиться к божеству. Кто он такой,
чтобы отважиться на подобное? Но когда она присутствовала в одной с
ним комнате, окружающие предметы теряли четкость, а воздуха,
которого до ее появления было в избытке, становилось
катастрофически мало.
Он вел себя, как ни в чем не бывало. Чего это ему стоило! Кивать
и отвечать, когда к тебе обращаются, в то время как толком не
понимаешь слов собеседника – вот настоящее искусство притворства.
Глядя на Лоредана, он боковым зрением неизменно следил за Аурикой.
То она вздохнула чуть глубже, грудная клетка приподнялась, и ткань
натянулась, облегая грудь. Или изящно взмахнула рукой, отгоняя
надоедливую мошкару. Любое ее движение отзывалось в нем лавиной
чувств, толчком сравнимым с потерей равновесия. В жизни Элая
доставало женщин. Хотя он не помнил их имен, в его памяти остались
их падкие на ласки тела. Но страсти прошлого блекли по сравнению с
пожирающим его ныне пламенем.