Так, нужно быть осторожнее.
Хотя как еще расспрашивать людей о том, что интересно? Притвориться
жирным идиотом? Нет уж...
— Я никуда не пропадал, друг
мой. Просто слухами земля полнится. Ну так что, расскажешь, что
народ говорит и почему это мне твой браслет может
понадобиться?
Тишина.
— Боюсь я, господин. Ляпнул
сдуру. Простите уж, старика.
Накидываю на лицо самое
серьезное выражение:
— Не ври. Не боишься ты
ничего. Я тоже по твоим глазам вижу, какой ты человек.
Придуриваться ты, конечно, можешь, но напугать тебя непросто.
Такому я готов пообещать, что все сказанное мне я унесу в
могилу.
Видимо, что-то в моих словах
лицемерного лавочника интригует. Он слегка приподнимает уголки губ,
но из образа пугливого смерда выходить не спешит:
— Ладно, господин Римус.
Поговаривают тут злые языки... что выжить вас хотят со свету. В
вашем же Доме завелись... недоброжелатели. Во. Недовольные, так
сказать, кхм... чем-то. Больше знать не ведаю. Ведать не знаю. Вы
простите, вроде как, и не наследник Дома. Никому... кхм... не
мешаете... Но вы как пропали, так вся деревня только и балакает,
что добрались до вас...
Никому не мешаю, но балакают,
что до меня добрались недоброжелатели. Значит все-таки кому-то
мешаю. Нестыковочка, лавочник. Кажется мне, что ты чего-то
недоговариваешь.
В общем, придется мне самому
узнавать, кто против меня точит зубы. И начать надо с трактирщика.
Судя по бандитской записке, он меня споил и им передал.
Продолжаю доброжелательно
улыбаться лавочнику:
— Нового ты мне ничего не
рассказал, друг. Так что не переживай. Ну, так почем
браслет?
Лавочник быстро переключается
на делового человека:
— Четыре золотых всего,
господин. Дешевле отдаю, чем сам покупал. За три брал!
Сужаю глаза. Чтоб меня
врун-торгаш да на понт взял. Меня?!
— Значит, за две золотых
купил. Понятно, — называю первую пришедшую на ум цифру.
— Да чур меня! Чтобы я своему
господину врал!
Смотри-ка. Не
ведётся.
— Я такой видел в городе, —
вру до последнего. — За две продают.
— Э-э-э...
— Мамой клянусь, — улыбаюсь
шире.
— Ну... э-э-э... я-то давно
покупал. Наверное, подешевели с того времени. Только это в городе,
а мы-то в глубинке. Перевозка, охрана, — вздыхает. — Ладно, скину
малёха. Три золотых и восемь серебряников.
Понятно. В одном золотом —
десять серебряников. По логике тогда серебряная монета — это десять
медяков. Обычно вес монет подгоняется под удобную стоимость
металла.