Но самое ужасное – он до нее дотронулся! Не передать, что Эль
почувствовала, ощутив его вес на себе. Его прикосновения были как
ожоги. Кожа до сих пор пылала, а сердце билось с перебоями, то
пускаясь в галоп буйным мустангом, то замирая испуганным
зайцем.
— За осквернение Богини – немедленная смерть, — старший жандарм
потянулся за ятаганом.
Он не уточнял действительно ли было прикосновение. Порошок
выдавал невольника с головой. И хотя служанки прикрыли поруганное
тело Эль накидкой, на невольнике было достаточно следов для
исполнения приговора.
На миг она поддалась соблазну избавиться от неугодного. Его
смерть будет кульминацией дня. Она снимет с себя наблюдение Квиста,
лишится ненужной охраны, а заодно отомстит за свой позор. Но
внезапно ее пронзил страх – что она за монстр? Неужели взыграла
кровь отца? Вот уж кто без колебаний избавлялся от нежелательных.
Что угодно, только не быть на него похожей. Этого Эль боялась даже
сильнее, чем прожить остаток жизни марионеткой.
— Стойте! — она вмешалась еще до того, как осознала, что
делает.
Жандарм замер с занесенным для удара ятаганом. Еще секунда и
обезглавит невольника. Эль лихорадочно искала причину его
помиловать. Законы Иллари запрещают касаться Богини, но бывают
исключения. Важнее чистоты Богини только ее жизнь. Тело
неприкосновенно, но жизнь священна.
— Прикосновение было продиктовано необходимостью, — сказала
она.
Жандарм молча ждал продолжения. Пока он не был готов помиловать
невольника.
— Своим касанием он спас Богине жизнь.
Служанки закивали, поддерживая Эль. Они привыкли во всем
полагаться на нее и всегда с ней соглашаться.
— Я свидетель, — вперед вышла Арда. — Не случись прикосновения,
Богиня была бы мертва. Кинжал, торчащий в дереве, пронзил бы ей
сердце.
Жандарм колебался. Уже что-то.
— Убери ятаган, — потребовала Эль. — Или для тебя жизнь Богини
ничего не значит?
Публично признаться в подобном, навлечь на себя крупные
неприятности. Нет, жандарма не казнят, но с работы уволят и уже не
возьмут ни в одно приличное место. Он потеряет дом, так как не
сможет его содержать. Жена уйдет к другому, заберет детей, и он их
больше не увидит. Эль читала страхи мужчины у него на лице.
— Я счастлив видеть Богиню живой и невредимой, — жандарм,
наконец, принял решение. Убрав ятаган, он поклонился, подчиненные
повторили за ним.