Первое копьё урона не наносило, скользя по чешуе, и только
следующим ударом в большой плоский глаз, оно добивало рыбину.
Вчера, попав в этот мир в тело и разум здешнего аборигена, я так
ничего себе на обед и не добыл, пытаясь орудовать одним деревянным
копьём один конец, которого, я заточил на камне, и довольствовался
корнеплодами, которые тоже добыл не я. Тоже, кстати, вполне
съедобными, но не насытившими меня.
Моему новому телу этого было бы достаточно, но мой разум
отказывался удовлетворяться двумя сырыми, хоть и большими,
картофелинами и требовал кусок колбасы или, хотя бы, шмат сала с
большим куском хлеба.
Тело и разум моего «донора» быстро справились с выкапыванием
глубокой норы для ночёвки в крутом глинистом берегу реки, нарвало и
наносило травы, по запаху похожей на полынь, и застелило ею пол
нового жилища. Потом моё новое тело пробежалось по берегу реки и,
найдя подходящий по размеру камень, докатило его до входа.
Я всё это время выступал в роли стороннего наблюдателя. Мой
разум доминировал, и сначала я взялся за устройство жилища сам:
пытался подыскать для житья яму, натаскав туда веток, но тело стало
самопроизвольно трястись, и я понял, что от страха.
Расслабив свой разум, и отдав себя на волю хозяина тела, я и
пообедал, хоть и не плотно, и поимел очень даже неплохое
жилище.
Когда жилище уже было построено, а до темноты ещё оставалось
время, я прошёлся по берегу и нашёл несколько крепких, гладких
камней. Используя найденный «мной» валун, как наковальню, я
довольно быстро расколол найденные мной камни и попытался сделать
из них острое холодное оружие.
Чужие громадные руки слушали мой разум плохо. Пальцы с крепкими
когтями хорошо сжимали палку, но камни правильно сжимать, в нужном
направлении и под нужным углом бить, отказывались. Оставив их
развитие на потом, я кое как вырубил из камней подобие наконечников
и вогнал их в расщеплённые палки «бамбука». Закрепить мне его было
нечем.
Забравшись в нору и закрывшись камнем, моё тело сразу уснуло.
Однако мой родной разум заснуть не мог. Это было удивительное
ощущение, когда тело спало, а разум нет. Разум аборигена хоть и
чутко, но тоже спал, и я попытался уснуть под его храп, но услышал
шуршание речного гравия.
Надо сказать, что органы чувств аборигена были более развиты,
чем мои, и я ещё не мог полностью их контролировать. А абориген
мог. Он принюхался, зашевелив носом, но так и не проснулся.
Шуршавшие гравием существа его не насторожили. Постепенно
успокоился и я, перестав раз за разом вспоминать свои последние
минуты жизни в том мире и перекатывая в чужой голове одну и ту же
мысль: дар - это, наказание или бред?