Первое время старик надеялся, что всадник вернётся, но годы шли,
а никто не являлся. В те времена в княжестве была смута, всё встало
с ног на голову, многие рода попали в опалу. Кто знает, какое
несчастье забросило тебя в наши края. Была ли ты нежеланной
дочерью, от которой стремились избавиться, или же любимым дитя,
спасаемым от грозы, нависшей над домом, мы не знаем. Домомысл верил
во второе, и считал, что никто из твоих родичей не уцелел, раз они
не разыскали своего младенца. С тех пор он лишь боялся, что
появятся те, по чьей воле ты оказалась разлучена с родителями.
– Он никогда не говорил мне этого… Как он мог? А что,
если, – глаза Гнеды страстно загорелись, – если это был
мой отец?! Как Домомысл мог не рассказать мне, хотя бы перед
смертью! Ведь он видел его, говорил с ним! – Девушка
опустилась на траву и обхватила руками виски. Вдруг новая мысль
посетила её. – Но эти люди, ты думаешь, они…
– Никто не вторгается на рассвете в чужой дом с
добром, – нахмурившись, покачал головой Катбад. – Уж не
ведаю, по твою ли душу они пожаловали, а только не нравится мне
это. – Кузнец поднялся и свистнул собаку. – Идём, путь
неблизкий.
Гнеда послушно встала, и они снова двинулись вперёд. В другое
время девушка непременно бы любовалась нежной с молочным отливом
зеленью берёз. Нарвала бы пролески и сон-травы и украсила бы свои
волосы барвинком, так шедшим к её тёмным прядям. Она бы полной
грудью вдыхала смешанный запах нагретой земли и прелых листьев,
через которые уже проклюнулись настырные кулачки папоротника.
Радовалась перекличке дятлов и журчанию песни коноплянки. Но теперь
она могла думать лишь о том, что сказал ей Катбад. Сколько раз
бессонными ночами размышляла она, гадала о том, кем были её
родители, почему мать оторвала её от груди и подкинула учёному
старцу. Сколько раз заставляла Домомысла повторять ей рассказ о
событиях той ночи. Что ещё мог утаить её опекун? Что мог знать о её
судьбе?
За этими размышлениями Гнеда почти не замечала, как проходил
день. Кузнец стремился уйти как можно дальше от Перебродов и
продолжал путь даже в жаркие полуденные часы. Девушка была хорошим
ходоком, но и она утомилась от скорого шага своего спутника и зноя.
Катбад позволил сделать ещё несколько коротких привалов, прежде чем
с приходом сумерек окончательно остановился на ночлег. Кажется,
Кузнец был доволен, и погони за ними не последовало. Тем не менее,
путешественники не стали разжигать костра, и наскоро поужинав,
улеглись спать.