в продольном разрезе сердца
смеётся мозг:
как это, должно быть, скучно –
коль ведьма теряет хвост,
то больше не может «дёрнуть»
в ту сказочную трубу,
где место, время и действие
НЕ должны никому
блюсти-соблюдать триединство лжи да,
на залупу дня
сети русальи из суши плести,
скормили чтоб плоть их зря
чану желудков…
финиш отчаяния
рождает сюжет:
коли сидеть на примусе
по-русалочьи (триста лет),
в пену морскую закрутишься
уж всяко быстрей срочка:
виновных, вестимо, нет –
волапюк изберкомовский
дурачка
насмешит –
и кастрирует: от души
право голоса НА… летка-енка, пляши:
«веретено мира кручу,
веретено мира верчу,
в веретено мира кричу,
в веретено мира ворчу:
мама-мамочка,
к чему капуста,
мама-мамочка,
почто залетел аист?
мама-мамочка,
аж в лимфе пусто,
мама-мамочка,
ло-ма-юсь…»
«мозг вживляется в мозг
на оставшуюся тоску:
не знаю, сколько,
ан всё жду «ку-ку» –
коль отпущен телу
железный век,
кали-южкой буду
игорных мекк,
баба-ёжкой, вуду,
допросом-блиц,
лица снов забуду
и, падши ниц
пред слезой девчонки лет,
тик-так, пяти,
когда – дом, аллея,
прощай-прости,
когда рот, алея
от вишен-слив,
открываешь, млея:
«всё это миф! –
дышишь, –
не желаю!» –
и, шепнув п р и в е т
бутафорским елям,
с фляжкой ищешь свет:
но от субботы до субботы
поёт вероника долина
быть может я и доживу
поёт вероника долина
дожить бы, милый, до свободы
поёт вероника долина
да до свободы наяву
поёт вероника долина
поёт
ёт
ёт»