– А ты кто еще такой? – покосилась на курильщика Серафима. – Ходят тут всякие, курят, пепел стряхивают…
Мужчина огляделся, отметил, что двор отнюдь не сверкает чистотой, и протянул Серафиме удостоверение:
– Оперуполномоченный Козодоев.
Серафима уставилась в книжечку, сравнила фотографию с оригиналом и чрезвычайно оживилась.
– Из налоговой к нему вчера приходили две женщины, одна худая такая, а другая ничего себе, рыжеватая. Квартиру его не могли найти, потому что с улицы только до девятой, а десятую если кто не знает, так это сразу не найти, потому что она с другого конца, а с улицы ее не найти…
– Стоп, – прервал оперуполномоченный разошедшуюся Серафиму, – это я уже понял. А когда они приходили-то?
– Кто?
– Две женщины из налоговой инспекции. – Козодоев сдержал готовое сорваться слово, только поиграл желваками.
– Когда пришли? Да когда ж они пришли-то, дай подумать. А когда вот я мусор выносила, вот когда! – Серафима обрадовалась, что смогла оказать помощь следствию.
– А когда вы, гражданка, выносили мусор? – Опер с трудом сдержался, но еще больше помрачнел.
– Мусор-то? Да когда ж я его выносила? Так, кажись, когда рекламу показывали. Эти, прокладки на каждый день…
– А что вы смотрели, гражданка? – не сдавался Козодоев. – Какое кино?
– Как какое? – оскорбилась Серафима. – Обыкновенное кино, какое всегда смотрю. Там Мария замуж выходит, а жених-то, бескультурник, дедушкой ее оказался, хорошо, Кончита глаза ей открыла, а то какой позор мог приключиться…
Козодоев вытащил из кармана сложенную вчетверо газету и повел пальцем по программе. Через пять минут он удовлетворенно крякнул и позвал бородатого дядьку в белом халате:
– Степаныч, время смерти установил?
Эксперт пожал плечами:
– Сам же понимаешь, предварительно, в первом приближении, плюс-минус трамвайная остановка…
– А все-таки?
– Примерно от одиннадцати до часу.
– Та-ак! – со злой радостью произнес Козодоев и развернулся всем корпусом к Серафиме: – Из налоговой, говорите?
– Из налоговой, – с готовностью подтвердила та. – Сегодня, говорят, к нему, а завтра – в двенадцатую. А зачем им в двенадцатую? Двенадцатая – это ведь моя, в двенадцатой я живу!
– Стоп! – Козодоев поднял руку. – Не начинайте по новой. Женщин этих опишите, которые из налоговой.
– Чего их описывать? Самые обыкновенные женщины: одна худая такая, а вторая ничего, поприятнее на вид будет и одета прилично, поярче так, как положено, а та-то, худая, прямо как ворона…