Пока бьется сердце - страница 48

Шрифт
Интервал


А 2 июля вечером пришла телеграмма о смерти отца. Велико было мое отчаяние. Он был таким светлым лучом в моей жизни. То последнее письмо не было датировано отцом. Стоял только штамп доставки его в Кингисепп. Дней 8-12 шла в то время почта из Москвы, а тем более из подмосковного санатория. Выходит, что писал он мне дней за 15 до своей кончины. Так и не успел он сделать доклад на съезде физиологов. 26 июня 1947 года ему только что исполнилось 45 лет.

Как мне потом рассказывали, 30 июня на кафедре в ЦИУ проходило заседание. Отец вновь, в который раз горячо и страстно отстаивал право на самостоятельность авиационной медицины. Вечером ему стало плохо. Он сделал себе укол инсулина. Но самочувствие не улучшилось. Вызвали «скорую». Отцу становилось все хуже и хуже. Жена очень встревожилась. Что делать? Как помочь?

Наконец приехала «скорая». Беглый осмотр, и врач уже готовил шприц для укола. Итак, еще доза инсулина… В тяжелом состоянии отца доставили в Боткинскую больницу. Плохо, очень плохо было отцу. Дежурный врач так и не смог вернуть его к жизни.

Мать не отпустила меня в Москву на похороны отца. А мне так хотелось увидеть его в последний раз. Но, может быть, это и лучше. Он остался в моей памяти живым, энергичным, целеустремленным человеком, фанатически влюбленным в свое детище – авиационную медицину. И всегда в моей душе, в сердце моем – он жив… Из Ленинграда в Москву на похороны отца поехали его мать Маргарита Альвильевна и моя сестра Людмила. А я не смогла…

Глава III. Студенческая жизнь

Фото на обороте: Студентка I курса ЛИАПа. 1947 г.

Я – студентка Ленинградского института авиационного приборостроения

Время не останавливается. Оно всегда тебя куда-то торопит, гонит, не дает остановиться. Надо заканчивать 10-й класс. Помня наказ отца, решила поступать в Ленинградский институт авиационного приборостроения – ЛИАП. Теперь это стало моей целью.

Осенью 1947 года мы собрали со своего небольшого огорода очень скудный урожай картофеля и других овощей. Ведь картошка и брюква были основными продуктами нашего питания. При варке картошка становилась синей, скользкой и очень малоприятной на вкус. А к весне она стала совсем мягкой. Нас выручало козье молоко.

В полях все было убрано. В поисках пищи в домах появились в больших количествах крысы. Готовясь к экзаменам, я клала на стол 5–6 крупных поленьев, чтобы отражать атаки крыс. Временами они, как по команде, начинали двигаться ко мне со всех сторон. В доме, кроме меня, никого нет. Полная тишина. Я подпускала их поближе, а потом прицельно закидывала их поленьями. Пока они позорно убегали из-под обстрела, я успевала подобрать свои «снаряды», чтобы быть готовой к очередному отражению следующей атаки. Они мешали мне заниматься. Но им тоже хотелось есть. А на столе стояла кастрюля с картошкой – мой обед. Шла битва на выживание…