Мгновение – и беглец уже на топком берегу. Огромная ива нависает над темными стоячими водами и не отпустит так просто. Эмбла – ее объятия сразу за материнскими. Она отвечала упруго, пуская пышными космами круги по воде. Женщины, появлявшиеся после, были неизбежно сравниваемы с нею – любовью тайной, изначальной. Лежа, сонно плеща на берег, он видел в зыбких разводах, как три хмурых брата с багряными лбами пришли без приглашения. Они мало походили друг на друга и, вооружившись лезвиями, корпели над двумя древними куклами, отворачиваясь, таясь. По любовнице чувствовалось: одного из братьев гораздо больше заинтересовала простая идея – выстрогать нечто новое на собственный вкус из податливой извитой древесины. У двух других стало туго с выбором.
Никто с тех древних пор больше не приходил на пруд. Никому он не был нужен. Никто не навещал маленькой сладострастницы, не открывал ей своего имени и надежд. Кроме одного. Но и он никогда не погружался в неизведанные воды и не испытывал страха, растянувшись в прохладной близости от своих отражений, поддерживаемый зеленой, немного дородной любовницей – с невидимой душой и спрятанным от непрошеного света срамом.
Вернувшись в те места спустя много лет, он нашел ее изменившейся. Приплывавшие греки называли ее «попрыгуньей» – и она не дождалась его. Замена нашлась в глубине кобальтовых вод, куда она опустила свой стан, бесстыдно распахнув в надломе у самой земли и сухую суть свою. Она постарела, но не увяла, даже больше прежнего расцвела, высунув свежие локоны из воды наружу, отекла и разбухла от нескончаемых, новых для нее ласк. А пресытившийся хладный пруд хранил молчание. И понял околпаченный юноша, что не его возносила дева над водой, а к ней, напротив, тянулась изо всех сил, не гнушаясь иным часом и его помощью. В конце концов не выдержала и сломалась. Он не имел того, что ей было нужно, пока еще была молода, и вот теперь восполняла это буйным закатным цветением. В достатке и пороке.
Мгновенный бросок сквозь утраченное немое пространство – он уже спотыкается о домашний порог. От стен – крепкий запах олифы, упрямо не выветривающийся долгие-долгие годы. Куда-то закатился он сам, маленький и неуловимый. А большой стоит посреди солнечной комнаты, не зная, что делать. Надо срочно найти своего предшественника, как бы странно это ни звучало.